Столкнувшись с реальностью, эти люди, скорее всего, окажутся на улице без денег и средств связи, в одном шаге от бездомности. Не сделать этот шаг помогает программа «Возвращение» православной службы помощи «Милосердие». С наступлением холодов они отправляют домой в среднем десять человек каждый день.
Стихи, как у Ахматовой
Екатерине Владимировне (имя изменено по просьбе героини) около 65 лет. Она живет в деревне под Курском, всю жизнь работает в сельском хозяйстве: дояркой, телятницей, перед пенсией сторожем на ферме, и всю жизнь пишет стихи. Первый свой стих она придумала в 8 лет, а рифмовать слова начала еще в три года: слушала радио, запоминала, что сказал диктор, и подбирала к его фразам рифмы.
Много лет Екатерина и надеяться не могла, что ее творчество будет кому-то нужно. Она писала «в стол», при переездах исписанные бытовой и философской лирикой тетрадки терялись, и никто из близких серьезно не относился к ее увлечению.
— Писала стихи, пока никто не видит, никому не показывала. Когда сторожем работала, постоянно писала. Уходишь ночью на работу, коровы телятся, овцы котятся. А если есть время, значит, пишешь стихи. Под заказ я не умею писать, это мне сложно. Мне пришли стихи, ручка и тетрадка всегда рядом — села, написала, — просто рассказывает женщина.
А потом дочка отправила ее стихи в газету «Моя прекрасная леди», и у поэтессы появилась мечта — издать собственный сборник. Она попробовала напечатать книжку за свои деньги, но осталась очень недовольна. После некие меценаты издали в Самаре сборник «Свет надежды», куда вошло и ее стихотворение. Позже, на конкурсе в Париже, оно было отмечено, по ее словам, призовым местом.
— Как же вы до Парижа добрались? — удивляюсь.
— У меня члены союза писателей в друзьях есть в интернете, они мне помогли.
В интернете же, ведомая мечтой о собственном сборнике, Екатерина нашла некоего Максима. Кто это был, объяснить она не может. Этот человек якобы пригласил ее в Москву, пообещал, что книгу напечатают в издательском доме, который стоит прямо за издательством газеты «Правда», а потом купят обратный билет домой.
Екатерина спешно собралась, сына и внучку в подробности не посвящала, да они и не интересовались, села на поезд и через несколько часов вышла на Курском вокзале. С шестьюстами рублями в кармане вязаной жилетки она пошла бродить по Москве, спрашивая у прохожих, как дойти до издательства газеты «Правда», за которым стоит издательский дом, где обещали напечатать ее книгу.
- То там спрошу, то здесь. Москвичи все одно: «Ничего не знаем, ничего не знаем». То на метро меня пошлют, то на автобус, а в Москве, знаете как, в туалет - и то дорого сходить.
К вечеру, потеряв надежду найти издательство газеты «Правда», Екатерина вернулась на вокзал. Там она провела две ночи, как резину растягивая 600 рублей. Питалась кофе из автомата и самыми дешевыми булочками. Конечно, можно было бы позвонить сыну, но зарядку от телефона она не взяла, рассчитывая вернуться домой в тот же день. Во вторую ночь, как раз когда на улице стеной лил дождь, женщину приняли за попрошайку и выгнали из вокзала, правда, потом сжалились и пустили снова.
Поняв наконец, что дело серьезное, пенсионерка, которая до этого не очень-то и переживала, обратилась к кому-то из персонала Курского, и ее направили в «Милосердие». На следующий день по программе «Возвращение» ей купили билет и отправили домой. С тех пор прошел месяц, она вернулась к обычной жизни в деревне — хозяйство, огород — и, кажется, отказалась от мечты издать сборник.
— Поедете еще в Москву?
— Да, наверное, уже никуда я не поеду, — тяжело вздохнув, отвечает Екатерина Владимировна.
— А что-нибудь любимое из своего прочитаете?
— Мне звание поэта прикрепили,
Что недоучка я, совсем забыли,
Требуют стихов, как у Ахматовой.
Не претендую нишу ту захватывать.
За лучшей жизнью с тысячей рублей
— Я думал, все быстро произойдет. Она кассир в каком-то магазине, не знаю в каком. Настя ее зовут, фамилию не помню. Мы девять лет знакомы, даже встречались недели две, когда она была в Новокузнецке. С первой же зарплаты я бы ей полсуммы заплатил за хату, пошел бы оделся, и все, спокойно бы жил. У меня такие мысли были, а когда я приехал, после целого дня на вокзале понял, что в полной ****.
Антон сидит на стуле в парикмахерской «Ангара спасения» службы «Милосердие» — это небольшая будка, где стригут и бреют бездомных — и еле сдерживается, чтобы не уснуть, эту ночь он опять провел в перебежках между круглосуточными Сбербанками и подъездами без домофона. На нем тонкая куртка с чужого плеча, джинсы — свои, на ногах — тряпочные слипоны на резиновой подошве — свои кожаные кроссовки он стер, пока пять раз обошел Бульварное кольцо в надежде случайно встретить подругу Настю. Говорит, «сшоркал» пальцы так, что больно было наступать.
Фрагмент прошения одного из подопечных службы помощи бездомным
Антону 26 лет. В Новокузнецке он работал продавцом разливных напитков, до этого торговал в магазинах «Андреич», «Чемпион», «Кузедеевский». Антон не закончил 9-й класс, потому что плохо учился, прогуливал все, кроме физкультуры, труда и математики, а особенно не любил английский. «Я же русский человек», — бескомпромиссно объясняет он. Хотел поступить в колледж на машиниста башенного крана, но и тут не сложилось: мест на отделении не было, поэтому пришлось идти на повара, хотя к готовке, признается, душа у него не лежит, разве что барменом мог бы работать. До сих пор Антон уезжал из Новокузнецка однажды, когда в соседнем Кемерове надо было подписать документы о продаже квартиры.
— А тут психанул. Поссорился с девушкой. Если любишь человека, зачем так делать? — спрашивает Антон. — Ну, поссорились, зачем ты среди ночи собираешься, пишешь какому-то пацану и идешь к нему ночевать? Вот я и психанул, получается. К родителям я тоже не собирался ехать, потому что она начнет меня у родителей выманивать.
Разочаровавшись в любви, Антон связался со старой подругой Настей. Она уже пять лет живет в Москве и пообещала ему помочь устроиться. Недолго думая, он нашел деньги на билет, с тысячей рублей в кармане, без вещей и даже без зарядки для телефона сел на первый поезд и через трое суток, 6 сентября, стоял на Казанском вокзале. Но в 5:50 утра Настя не пришла, как не пришла через час и даже к вечеру не дала о себе знать. На вокзале он зарядил телефон, звонил, но девушка не отвечала. В первый же день Антон продал мобильный за 500 рублей «нерусским» и следующие две недели провел на улице.
— Где придется, там и ночевал. Пока стояла жара, спал на лавочке. На лавочках-то много кто спит, самого молодого увидишь, познакомишься. Самый молодой там был Кирилл, я с ним провел три дня, он мне места показал, где можно покушать, во сколько покушать. Кто-то из прохожих поможет деньгами, куда деваться, на тот же самый хлеб собирал. Либо в какой-нибудь подъезд, либо в круглосуточный Сбербанк, либо в электричку на всю ночь. Доезжал до станции, охрана выгоняла, два часа стоял на морозе, на ветру, пока ждал другую. А я вообще вот в чем, — Антон показывает на тряпочную обувь. — У меня до сих пор ноги не могут согреться.
В Новокузнецке у Антона есть мама — она продавец, отчим — он выпивает и перебивается на подработках то грузчиком, то укладчиком асфальта, еще есть сестра. Антон не живет с ними уже три года, об отъезде в Москву им не сообщил и теперь сомневается, что его вообще кто-нибудь ищет. Вернувшись в Новокузнецк, он пойдет к родителям, в дом, где прописан и откуда его, вероятно, не выгонят.
- Я думал, здесь лучшую жизнь найду, понадеялся, а оказывается, лу… - Антон громко всхлипывает и вытирает слезы. - Оказывается, лучшая жизнь у меня уже была.
А я чего-то думал, лучше чего-то будет… Если бы у меня с работой все получилось, я бы здесь и остался. Нашел бы какую-нибудь квартиру. Ну, не квартиру, комнату. Живи себе один, успокаивайся. А потом дальше и жену себе можно найти здесь, детей наделать. И живи себе прекрасно.
Из Гомеля в подмосковный лес
— Меня зовут Богатырев Андрей Павлович (имя изменено. — Прим.авт.), я из Гомеля, — говорит круглолицый мужчина, характерно выговаривая букву «г». — Мне 24 года. Кхе-кхе, извиняюсь, 42. Что-то я разнервничался.
Андрей Павлович до сих пор не верит, что ему помогут вернуться домой, к жене и троим детям. Он уже две недели «тягается» по ненавистной Москве, куда впервые в жизни рискнул приехать на заработки.
— Связался кое с кем, с некотóрыми лицами, даже не могу объяснить, что это за люди. Предложили мне заработать деньги, а у меня семья, почему бы и нет. Мне единственное сказали, что в Москву, а куда конкретно, не говорили.
Образец прошения и расписки в получении помощи для возвращения домой
Андрея и шестерых его односельчан загрузили в микроавтобус и повезли без остановок в подмосковный лес. Куда именно, Богатырев не знает. Жили они там же, в вагончиках, делали фасад на трехэтажных зданиях. Богатырев рассчитывал поработать месяц и вернуться домой с деньгами — обещали платить по «два с половиной рубля» в день. Но денег рабочие так и не увидели, самое необходимое для жизни — носки, средства личной гигиены и продукты — им покупали «работодатели», а ремонт фасадов растянулся на несколько месяцев. Все это время Андрей Павлович связывался с женой «по интернету». Телефон каждый раз приходилось просить, потому что личного у Богатырева никогда не было — зачем ему дома, в деревне, телефон, кому ему звонить? Потом у жены закончились деньги на счету и больше они не созванивались. А через какое-то время «работодатели» перевезли его якобы на новое место работы, поселили в общежитие и уехали. Богатырев прожил там неделю, пока его не выгнали на улицу.
Андрей Павлович отличается от большинства тех, кого обычно можно встретить в «Ангаре спасения» в очереди за едой или одеждой. Он «домашний» — как будто вчера вышел из дома и потерялся. Одежда на нем чистая, правда, вся уже «московская», как говорит Богатырев, пожертвованная добрыми людьми, потому что на улице он оказался в шортах и сланцах. В общественных туалетах Андрей Павлович умудрялся ополаскиваться и даже бриться, а с другими бездомными, как это бывает, сдружиться не смог.
— У них как бы своя жизнь, получается. Они уже привыкли, могут пойти, в мусорных баках еду достать, я так не смогу просто. Бывало, предлагали, но я всегда отказывался. А ну, раз было, что банки пивные собирал. 70 с копейками рублей мне дали. Я купил сигарет и воды, потому что у вас тут с водой трудности, это не у нас, что есть колодцы, есть колонки, можно подойти и напиться. На сдачу я купил печенюшки какие-то, этого печенья с водой наелся, и мне на целый день хватило, я уже привыкший, наверное. А вот здесь (в «Ангаре спасения». — Прим.авт.) первый раз горячее поел.
Будни службы помощи бездомным
До поездки в Москву Андрей Павлович работал доглядчиком скота на ферме, там же работает дояркой его жена. Вместе они вели большое хозяйство: свиньи, коровы, куры. Но почти все мужчины в их деревне уезжают на заработки в Россию, работают вахтами, возвращаются вроде бы с деньгами, вот и Богатырев, посоветовавшись с женой, отправился искать счастье.
— Все свое, но все равно, захотелось же большего, захотелось купить технику, хотя и конь есть дома. Че поперся сюда? — виновато опустив голову, с упреком к самому себе обращается Андрей Павлович. А подумав, себе же отвечает: — Дочке старшей 16 лет, мальчикам 12 и 9 — самый такой возраст, что необходимы деньги. Она в этом году поступила на учебу на ветврача, а где денег брать? Надо же платить за все, я, можно сказать, из-за этого и поехал, чтобы ее одеть, обуть, чтобы не хуже других выглядела. Да можно было и там, дома. И скот же был, можно было скот забить, продать, нет, жадность все…
«Я еще постараюсь пожить нормально»
Александр, в отличие от своего земляка, Андрея Павловича, не первый раз остался на улице. Он постоянно ездит на заработки в Россию, раньше платили стабильно, а в последнее время не везет — работодатели кидают, приходится собирать скромные пожитки и уходить в никуда, месяцами жить на улице и добираться домой, в Жировичи, где его ждет мама-пенсионерка, на перекладных: сначала на электричке до Смоленска, потом до Вязьмы, оттуда до Витебска и дальше.
В этот раз Саня, как он сам себя называет, приехал на работу в марте. Говорит, что вместе с еще сотней земляков занимался «демонтажем Храма Христа Спасителя». Когда несколько месяцев подряд не заплатили, люди стали разбегаться: кто ни с чем домой, а кто на улицу, как Александр. Последние две недели он провел в подвале на Дубровке, спал на матрасе, который нашел на помойке, ел с другими бездомными.
— Здесь белорусов наших полно, — рассказывает Александр. — Только под мостом живут три человека, уже лет 8 они здесь. Главное, что дома семья есть, но у них натура уже, наверное, такая, они уже по-другому не могут. Я вот одному говорю, Серега его зовут, пошли сюда, помогут, купят билет, у тебя же семья. А он не хочет.
— А вы почему все-таки возвращаетесь с улицы домой?
— Привыкнуть можно ко всему, но я же все-таки еще человек в адеквате, постараюсь еще пожить нормально. Хотя, скажу честно, они живут здесь хорошо.
В Москве голода на улице нет вообще. Вот я сколько раз в гости захожу, у них постоянно стоит шашлык, икра. Не верите?
Я вам серьезно говорю. Они на улице живут, под мостом. Вот они на костре постоянно готовят кушать себе. Милиция их не трогает, бомжи без паспортов, что они возьмут с них. Так что голода нет, а вот холод — это да. Я уже знаю 6 человек, которые из-за холода собрались тоже вот так возвращаться через эту организацию.
Александру 38 лет, десять из них он провел в колониях. Первый срок — три года тюрьмы — ему дали в 14 лет за ограбление магазина, он шел с дискотеки и очень хотел пить, а в витрине так заманчиво подсвечивалась банка кока-колы. Следующие шесть лет тюрьмы он получил в 22 года за разбой, вышел и через год снова сел за кражу на двенадцать месяцев. С тех пор, говорит, держится и закон не нарушает, хотя белорусские власти «не дают ему покоя».
Фрагмент прошения одного из подопечных службы помощи бездомным
— Поэтому недельки две побуду дома, повидаю маму, полежу на своем любимом диване перед телевизором, и опять сюда. Я уже и телефоны записал, к кому наймусь работать.
— Не боитесь, что опять обманут?
— А вдруг все-таки нормально? — хитро смеется Александр, потряхивая заросшим подбородком, и от этого бесстрашного смеха становится не по себе. Александр наверняка снова окажется на улице.
Фото: Православная служба помощи «Милосердие»