В понедельник, 17 октября, на телеканале «Россия-Культура» состоится премьера документального фильма Александра Архангельского «Жара» — о духовных поисках советских людей в 1970-1980-е годы.
Было ли это время духовного подъема и возрождения? Что грозило верующим в Советском союзе? Где молодые люди могли почерпнуть знания о Боге? Об этом и многом другом рассказал Правмиру участник фильма протоиерей Кирилл Каледа.
Главное и второстепенное
Когда говорят о духовном возрождении 70-80-х годов, я не могу согласиться. По крайней мере, по внутренним ощущениям.
Тогда была сильна идеологическая обработка молодежи, и очень многие молодые люди – на самом деле честные, неиспорченные – искренне верили в коммунистическую доктрину и пытались следовать тем наставлениям, которые им предлагали комсорги. Среди моих университетских товарищей было немало таких людей.
Были и те, кто пытались искать что-то вне коммунистической идеи, казавшейся им лживой, фальшивой. Они шли на бардовские концерты, на выставки нетрадиционного искусства, в том числе – на выставки авангардистов на Малой Грузинской [1]. Ведь это было что-то необычное, нестандартное, не формально заученное, раз из раза повторявшееся на партийных или комсомольских собраниях и лекциях по марксизму-ленинизму.
Я и сам ходил на Малую Грузинскую. С интересом, не более. Серьезного духовного влияния эти вернисажи не имели.
Единицы пытались искать духовность и религиозность.
Кто-то окунался в увлечение различными восточными религиями – потому что они проще, а христианство, православие считалось чем-то второсортным, для отсталых. Потом многие (по крайней мере, с кем я знаком) завершали поиски приходом к православию.
Были среди моих знакомых и те, кто крестились, а дальше никаких шагов не делали. Поскольку они объявили себя воинами Христовыми, а оружия в виде молитвы, щита в виде участия в таинствах на себя не надели, они подвергались различным искушениям, некоторые падали в глубочайшую духовную яму. Но некоторым все же удалось вернуться в Церковь.
70-е – то время, когда диссидентство еще не совсем загнали в угол. В Церкви, однако, было меньше диссидентов – по той простой причине, что там находили решение всех основных жизненных вопросов, осознавали, что политическая борьба второстепенна. Зачем заниматься второстепенной деятельностью, когда нашли главное?
Партийцем можешь ты не быть, но комсомольцем – быть обязан
Говорить о том, что ты верующий, было нежелательно. У нас в университете был случай (уже после того, как я его окончил), когда студент не встал на минуту молчания памяти только что скончавшегося Брежнева. Свое поведение студент объяснил тем, что он человек верующий, и потому не желает этого делать. В итоге его выгнали из института. И это далеко не единичный случай, когда студентов отчисляли из-за религиозных взглядов.
Многие верующие, по крайней мере из круга моих друзей, избегали вступления в комсомол, что влекло за собой определенные сложности. Так, отказ от комсомольского значка ограничивал круг вузов, в которые можно было поступить. Двери институтов и факультетов, так или иначе связанных с идеологией, накрепко закрывались, и верующий уже не мог мечтать стать студентом, скажем, истфака.
Вполне логично, что это осложняло и поступление на работу, продвижения по службе. Думать о поездках за границу и в голову никому не приходило. Возможны были и более серьезные проблемы.
Так что мы старались соблюдать осторожность, тем более наше семейство: папа был тайным священником, дома совершал богослужения.
Например, просто пригласить ребят из класса или со двора в гости мы возможности не имели. Дома висели иконы, которые закрывались очень редко. Родители, понимая, что нам нужно общение с друзьями из верующих семей, старались сделать так, чтобы мы чаще встречались с ними, пусть для этого и приходилось ездить в разные концы Москвы.
Верующие, как правило, знали друг друга – встречались в храмах. Семьи, которые сберегли веру преемственно, сохранили и связи между собой, поддерживали их, понимая, что без общения с единомышленниками по вере невозможна нормальная жизнь.
Не надо думать, что мы, собираясь с друзьями, только пели псалмы и читали молитвы. Хотя порой вместе ходили на службу, ездили в Лавру на Троицу, в день, когда вспоминают преподобного Сергия Радонежского.
Мы еще и катались на велосипедах, ходили в походы, ездили к друзьям на дачу, где нас ждал полный комплекс дачных дел и забав – от участия в ремонте дачного дома до ночных посиделок у костра. Любили послушать, что говорят о жизни наши родители, родители друзей.
Уроки православия
В Москве в те времена существовали своего рода кружки, где духовные наставники собирали вокруг себя молодежь, проводили какую-то просветительскую работу. Например, беседы, напоминающие семинары по изучению Священного Писания, или литературные вечера, в основе которых была христианская составляющая.
Так, собирала на литературные беседы у себя дома на Тверском бульваре филолог Вера Алексеевна, тетя Вера. После ее бесед многие воцекровлялись. К этому кругу близки были священник Сергий Правдолюбов, настоятель Троицкого храма в Троицком-Голенищеве, клирик того же храма отец Николай Кабанов.
Наш папа в течение длительного времени проводил семинары по изучению православия. Они были разные по форме, по тематике, по составу приглашенных. В первую очередь папа ориентировался на нас, детей. Я, поскольку родился в серединке между остальными детьми, прошел курс дважды – сначала со старшими, потом с младшими.
Тематика занятий была разная: изучение Священного Писания, богослужения, Символа веры, иногда – литературные беседы. Занятия проходили систематически, в определенное время, обычно раз в две недели. Иногда папа выступал ведущим этих занятий, иногда мы получали задания, сами разбирали тему с помощью рекомендованной литературы, которую нужно было еще найти… То есть такие настоящие семинарские занятия.
Среди тех, кто в них участвовали – Алексей Гоманьков, сын Владимира Ивановича Гоманькова, сегодня доктор геолого-минералогических наук; ответственный редактор Журнала Московской Патриархии Сергей Чапнин; ныне покойная схимонахиня Екатерина (Сахарова), тогда просто Наташа Сахарова…
Появлялись и кружки, организованные самой молодежью. Так, был интересный кружок, собравшийся вокруг Анатолия Фролова – теперь отца Анатолия, протоиерея, настоятеля храма святителя Тихона в Клину. В нем активное участие принимал мой младший брат Василий [2]. Из этого круга вышло много интересных людей, и не только священнослужителей. Например, Юрий Ахметович Минуллин, директор паломнической службы «Радонеж». Ребята регулярно собирались, тоже изучали Священное Писание, богослужения, обсуждали нравственные проблемы внутреннего роста, ходили вместе в храмы и совершали паломнические поездки.
Тогда паломничество было несколько иным, чем сегодня. Это сейчас – сел на автобус и поехал в Оптину пустынь. А тогда в Оптиной в алтаре стояли трактора. Но все равно ребята – старшие школьники, студенты – собирались и ехали…
Большое влияние на московскую молодежь имели несколько священников. Например, протоиерей Всеволод Шпиллер. Он регулярно говорил запоминающиеся проповеди в храме святителя Николая в Кузнецах и сумел создать общину, из которой вышли известные священнослужители – отец Владимир Воробьев, отец Александр Салтыков, покойный отец Александр Куликов. К этому кругу был близок и нынешний владыка Пантелеимон (Шатов). В отличие от предыдущих групп, это была крепкая община при храме.
Несколько иного плана был приход храма Илии Пророка «Обыденного». Настоятельхрама отец Николай Тихомиров и клирик храма отец Александр Егоров не умели говорить яркие проповеди, но их духовный облик, их пастырская деятельность привлекали в храм очень многих людей, в том числе интеллигенцию.
Отец Александр Егоров был духовником отцов Максима Козлова, Артемия Владимирова, Николая Соколова, моей сестры матушки Иулиании [3]. Он был и мои духовником, который вел меня с детства и оказал огромное влияние на мое духовное становление. Об отце Александре сложно рассказывать – вроде бы ничего особенного не происходило. Он просто самыми простыми словами мог сказать о главном так, что ты понимал, как и куда двигаться дальше.
В Обыденский переулок ходили потомки бывших дворянских родов, много молодежи.
В конце 70-х — начале 80-х в Обыденском мы наблюдали уникальное явление. Тогда повсюду происходило «закручивание гаек», в храме люди старались здороваться друг с другом только глазами – иначе было небезопасно. И вот, на этом фоне в Обыденском собралась группа молодых людей, которая, как теперь бы сказали, на волонтерских началах стала ремонтировать храм. Во главе молодежи оказался мой товарищ Сергей Тутунов, сейчас он – известный художник и живет во Франции. Некоторые участники после этого ремонта начали свою деятельную жизнь в Церкви.
Много молодежи собиралось на проповеди отца Виталия Борового, который несколько лет был настоятелем Богоявленского кафедрального собора. Он регулярно проповедовал, несмотря на свою напряженную богословскую деятельность, на занятость в Отделе внешних церковных сношений.
Нельзя не сказать и о значении отца Александр Меня с определенным колоритом его личности и его общины, которая тогда была создана и существует до сих пор.
Дискуссии вызывала деятельность отца Дмитрия Дудко с его «вопросами и ответами», с его яркими проповедями. К отцу Дмитрию, чтобы разрешить какие-то сомнения, приходило много молодежи, в том числе и невоцерковленной. Он за свою деятельность подвергался репрессиям (ему запрещали служить, арестовывали в 1980 году).
Светлые лица
Для меня большое значение имело общение с исповедниками. Некоторые приходили к нам в дом – это были старшие друзья родителей, к некоторым ездили мы сами. И это общение было не какого-то специально обучающе-поучающего плана. Хотя Николай Евграфович Пестов, известный духовный писатель, проводил с нами, молодежью, беседы на темы Священного Писания, особенностей богослужения.
Но чаще мы просто сидели за столом, пили чай. И эти потрясающие люди рассказывали истории из своей жизни, из жизни Церкви, или просто делились какими-то своими наблюдениями, мыслями, порой по самым будничным вопросам.
Это были удивительные уроки. Но, повторяю, не в формате наставления, назидания. Уроки жизни. Глядя на них, я понимал, что все мои сомнения – глупость, ведь вот передо мной сидит человек, столько вынесший, переживший. А его лицо – светится.
В 70-80-е они были уже в преклонном возрасте, но эти люди, прошедшие через страдания, обладали неким духовным светом, к которому окружающие стремились. Они имели огромное значение для жизни Церкви в то время. Во многом благодаря этим столпам Церковь сумела затем, в 90-е годы, восстать.
Здесь можно назвать много имен. Среди духовенства – отец Василий Евдокимов, клирик Ташкентской епархии, духовный сын старца Нектария Оптинского, отца Бориса (Холчева). Да и сам отец Борис (Холчев), духовный сын Алексия Мечёва, скончался в 1970-х годах. Удивительный отец Николай Иванов (Николай Павлович Иванов) – тайный священник, сотрудник журнала Московской Патриархии, человек, который прошел через лагеря, тюрьмы и сподобился того, что его открыто отпевали – он скончался в 90-е.
Приезжали мы к протоиерею Тихону Пелиху в Сергиев Посад, в его дом на Красюковке, к матушке Михаиле (Шитовой), за плечами которой тоже были лагеря… Общалисьс Дмитрием Евгеньевичем Мелиховым, известным психиатром, духовным сыном отца Алексия Мечёва, членом христианского студенческого движения; с последними дивеевскими монахинями – схимонахиней Маргаритой, тетей Фросей (Лахтионова Евфросиния Фоминична), матушкой Серафимой (Булгаковой), жившей в селе Выездном около Арзамаса.
На самом деле мы все призваны к исповедничеству, свидетельству о Христе перед окружающим миром. Но сейчас, думаю, исповедничество в узком смысле, о котором мы и говорим, когда человек претерпевает страдания, гонения за веру, но принимает мирную, не мученическую кончину, невозможно.
По сто акафистов
Ошибки верующих и тогда, и сегодня – схожи. И в то время был синдром неофитства. Люди брались за все и сразу, читали по сто акафистов в день (я, конечно, утрирую, пытаясь передать суть).
Иногда именно такие «неумеренные» либо получали расстроенную психику, либо уходили из Церкви. Я, к сожалению, знаю такие случаи.
Также и сейчас среди людей, которые приходят в Церковь, наблюдается этот симптом неофитства, когда люди бросаются соблюдать строго правила, поститься по монастырскому уставу и так далее, забывая, что они – младенцы в вере, и им надо есть мягкую пищу, а не твердую. А острая, жареная – может привести к язве и более тяжелым последствиям. В духовном плане происходит то же самое.
Без границ
Я понимаю тех, кто сегодня говорит, что тогда, в 70-е и 80-е, прийти к вере было легче. Это еще четко обозначил папа: тогда было явное противопоставление, когда ты либо в одном лагере, либо – в другом. Граница между лагерями была очень резкая. Либо ты верующий и принимаешь определенные тяготы, связанные с этим, осознаешь, что, скорее всего, окажешься за бортом общественной жизни. Либо – неверующий, и получаешь какие-то, пусть мнимые, земные, но блага, можешь надеяться на хорошую работу, заграничные поездки…
Хотя быть настоящим христианином – это всегда ношение креста. Сейчас эти границы размыты, все упрощено, комфортно. Много церквей, и не надо ехать через весь город для того, чтобы соседи не увидели, как ты в церковь зашел. Даже правила вечерни можно перед телевизором совершать – очень удобно. Правда, у меня как-то не получается.
Тогда было понимание: ты переступаешь определенную грань – значит выпадаешь из Церкви. А сейчас границы размыты, и не угадаешь – переступаешь или нет…
Примечания:
1.В 1975—1991 гг. по адресу Малая Грузинская, 28 располагался независимый профсоюз художников, графиков, фотографов и их выставочный зал.
2. Василий Глебович Каледа — доктор медицинских наук, профессор заместитель главного врача Научного центра психического здоровья Российской академии медицинских наук.
3. Игумения Иулиания (Каледа) – настоятельница Зачатьевского ставропигиального женского монастыря.