Был воскресный день. В церкви через дорогу уже отзвонили колокола, солнце было высоко и мягко грело теплую землю. Начало сентября никак не выдавало осень. Окна в родзалах были открыты, и все уличные звуки вместе с теплым воздухом наполняли собой белое пространство.
Полина Дудченко
В то время существовало два акушерских отделения, и во втором акушерстве – обсервационном отделении — можно было встретить самых разных женщин. Там рожали с банальным насморком, аллергиями, проявившимися сыпью на теле.
Когда только появились исследования на TORCH-инфекции (токсоплазмоз, краснуха, цитомегаловирусная инфекция, герпес – прим. ред.) все женщины, которых угораздило сдать платный анализ, обнаруживший иммунитет к этим болезням, по незнанию докторов попадали в это отделение.
Сюда приходили рожать необследованные женщины, торговавшие на базаре до последнего дня. Они отличались ярко накрашенными ногтями самой разной длины, ободранными строго наполовину, крашеными пергидрольными волосами и привычкой не смотреть в глаза.
Но самым особым контингентом были цыганки. Уходили они чаще всего не прощаясь и прихватив с собой одеяло на память, но их пребывание было всегда шумным и зрелищным действом. Цыганки никогда не бросали детей в роддоме.
Обсервация жила отдельным от всей больницы, более спокойным ритмом, и из окон обсервационных палат была видна церковь.
В этот день под окнами родзала обосновалась группка цыган, ожидающих, пока появится на свет ребенок. Они сидели на ярких покрывалах и громко что-то обсуждали, поэтому весь родзал был наполнен необычными звуками их языка. Закрыть окна – жарко, открыть – громко.
Роженицу звали Анжелика. На шее у нее как бусы висели золотые цепочки разной длины, во рту — несколько золотых зубов. В яркой сорочке и халате в крупные цветы она создавала очень колоритный образ.
Ее мужчина что-то периодически кричал, подтягиваясь на подоконнике, она то отвечала, то стонала в ответ. Потом приходила акушерка, прогоняла мужчину, закрывала окно, но вскоре становилось очень жарко, окно открывали, и все повторялось заново.
Я несколько раз проходила мимо родзала с Анжеликой. Сначала забирали новорожденного ребенка. Потом случились еще одни роды в соседнем родзале.
Уже пересмотрены все дети, написаны дневники наблюдения, выписные эпикризы, справки. Рутинная работа закончена, теперь только роды или кто позовет доктора в палату, взглянуть на послеобеденного малюка (укр. малыша – прим. ред).
А потом уже акушерка попросила не отходить далеко, потому что открытие почти полное, и в каком-то не очень далеком времени будут тут роды.
Утреннее действо продолжалось, только к разговорам добавились еще Анжеликины крики. Она начинала кричать, мужик снизу толкал окно, оно громко распахивалось, он опять что-то кричал, подтягивался на подоконнике, она отвечала или стонала в ответ. Потом он стал кидать в окно камушки, громко выкрикивая: «Красавица! Сестра! Доктор!»
Окно уже не закрывали, Анжелика орала благим матом и не слушала никого, цыган стучал в окно и что-то выкрикивал, народ под окнами на пестрых покрывалах что то ел, пил и громко разговаривал, акушерка пыталась докричаться до Анжелики, жаловалась, что за день этого крика у нее болит голова, а потом просто вышла и села за стол в коридоре.
Кровать стояла возле самой двери. Анжелика на каждой схватке начинала закатывать глаза, кричать, извиваться на кровати и ужасным взглядом смотрела на руку с капельницей. В какой-то момент она притихла. А я села рядом на кровати и погладила ее по руке.
— Анжелика, давай ты начнешь слушаться. Ребенку надо помогать появиться на свет.
Она посмотрела на меня затуманенным взглядом и кивнула.
— Пусть они меня наколят, чтобы не было больно! Я уже не могу!
— Уже не надо ничего колоть. Уже полное раскрытие, ребенок вот-вот родится, только надо дать опуститься головке.
Фото: AcidCat, photosight.ru
Новая схватка и новая волна крика. Крики цыган.
Акушерка встает и с новыми силами идет к женщине:
— Анжелика, ну ты ж должна ему сына родить! Давай встань, постой немного.
Я встаю, собираясь отойти, но она только крепче сжимает мою руку.
— Доктор, не отходи от меня!
— Ладно, никуда не ухожу. Вставай и идем медленно.
Яркие ногти на загорелой коже. Волосы выбились из косы и слиплись, а потом акушерка расплела ей косу, чтобы роды шли быстрее.
Доктора что-то не видать. Приходил минут 20 назад и убежал куда-то. Акушерка пытается прослушать сердце. Цыган орет под окном.
— Замолчи немедленно, или я закрою окно!
— Не буду кричать! Не закрывай окно!
Сердце хорошее, живот большой, схватки активные, только Анжелика орет и не хочет слушаться. На кровати извивается, и кажется, что упадет сейчас.
— Анжелика, я сейчас уйду, если будешь такое творить! – акушерка, видавшая всякое за годы работы, говорит серьезно, но все, даже рожающая женщина с затуманенным болью сознанием понимает, что никто не уйдет, и улыбается.
—
— Буду слушать. Только говори громко!
Кладу руку на живот. Хороший способ. Тогда сразу понятно, куда надо тужиться. Как- то в момент все умолкают, и Анжелика тужится, изо всех сил издавая рык.
— Вдох и потужилась!
Это у нас мантра такая.
Прорезывается головка. Черные волосики видны уже хорошо. Забегает доктор. Сам чернявый, как и женщина.
— Так давай бегом, а то ребенок уже хочет рождаться.
— Выдохнула! – кричит акушерка.
Доктор закрывает Анжелике нос, но ничего не помогает. Она рычит и тужится.
— Не дуйся, бо порвешься вся!
Никто не слышит акушерку. Плечики ребенка выскальзывают вслед за родившейся головкой, вот тельце, обвитие не тугое, и ребенка плюхают матери на живот.
Громкий детский крик, радостный крик Анжелики, распахивается окно, громко ударяя створку о створку, и крик папаши под окном. Все кричат, но новорожденный мальчик кричит громче всех.
Вытерли его, обсушили и взвесили.
-Отойди подальше от окна, покажем тебе мальчика!
-Доктор, что ж вы ему лицо показываете, вы ему другое место покажите!
Смеюсь и показываю новорожденного в окно, а потом отдаю его маме. Цыгане под окнами продолжают шуметь.
Через два часа приходим перевести маму с ребенком на этаж в палату.
— Анжелика, ты не сбежишь ночью?
— Нет, не сбегу, а вы ж мужа пустите ко мне, правда?
Пустим, конечно, потому что знаем, что все равно пройдет.
Я беру ребенка и улыбаюсь
— Ты молодец, Анжелика! Такого богатыря и без разрывов!
— Ты тоже, доктор, молодец! Я буду тебя всегда благодарить
Я улыбаюсь и пожимаю ей руку. Она улыбается. Улыбается и плачет. Мы смотрим в глаза друг другу, и она в порыве счастья целует мою руку.
— Доктор, пусть благословит тебя Бог!
В открытое окно вечер вносит громкие крики цыган.
Читайте также:
Записки неонатолога: Дорога и тихие радости
Записки неонатолога: В Страстную среду
Записки неонатолога: Новое под солнцем