Как относиться к священникам, лишенным сана?
Недавно известный в прошлом актер священник Иоанн Охлобыстин попросил освободить его от служения. Эта история известна многим, поскольку отец Иоанн написал подробно о ней в своем блоге. Случай это не единственный, приходится слышать о священниках, запрещенных в служении. Их осуждают, многие даже считают предателями. Так ли это? По каким причинам священники перестают служить и как к ним после этого нужно относиться — об этом мы спросили заведующего кафедрой догматического богословия ПСТГУ протоиерея Бориса ЛЕВШЕНКО.
СПРАВКА
Протоиерей Борис ЛЕВШЕНКО родился в 1936 году. В 1958 году окончил механико-математический факультет МГУ. Работал в МГУ и Университете дружбы народов. Кандидат физико-математических наук. В 1994 году рукоположен в сан диакона, через год — в сан священника. Клирик храма святителя Николая в Кузнецкой слободе (Москва). Завкафедрой догматического богословия ПСТГУ.
Испытание сомнением
— Отец Борис, если священника не запрещают в служении, а он сам просит священноначалие его освободить (не по состоянию здоровья), это все равно конфликтная ситуация?
— Не всегда. Часто это происходит с новообращенными. В девяностых годах многих рукополагали довольно быстро — стали открываться новые храмы, в сотни раз увеличилось число прихожан, священников не хватало. А когда человек в зрелом возрасте обретает веру, он чувствует такой духовный подъем, что горит желанием как можно глубже изучать богословие, усерднее служить Церкви. Некоторые на этом подъеме становятся священниками. Когда священников не хватает, энергичных благочестивых людей быстро и охотно рукополагают. Но потом яркое ощущение благодати проходит. В этом, думаю, есть Божий промысел — Бог не оставляет человека без Своей благодати, но для духовного возрастания человек должен сам потрудиться, чтобы эту благодать почувствовать. Это можно сравнить с тем, как родители учат ребенка ходить. Они же не стали любить его меньше, но, пока он не научится, неизбежны падения и ушибы. И в духовной жизни наступает момент, когда надо учиться «ходить», то есть трудиться, чтобы почувствовать Божию благодать. Этот момент труден, поэтому часто у человека наступает некоторая внутренняя опустошенность.
Если он успел стать священником, то, не оставляя молитву, Церковь, начинает понимать, что взял на себя непосильную ношу. И тогда он, конечно, может оставить этот путь. Но здесь есть большой соблазн. У каждого священника бывают минуты таких сомнений: не опустошен ли я, могу ли дать что-нибудь людям, которые ждут от меня духовной поддержки, пастырского совета? Но ведь не мы помогаем людям, а Бог. Через таинства, которые мы совершаем. А мы в какой-то момент начинаем думать, что это мы сами. Это прелесть (лукавый искушает каждого человека), которая приводит именно к таким сомнениям: «Хорошо ли я сделал, что пошел по этому пути, достоин ли, разве я настоящий священник? Мне надо просто молиться Богу, а не совершать таинства». Но вот действительно ли ты с Божией помощью понял свою ошибку или малодушничаешь, отказываешься от креста в угоду своему «Я» — большой вопрос. Думаю, что решается он всегда между человеком и Богом. Желательно, конечно, с помощью опытного духовника. Но нельзя сказать, что отказ от священства — всегда грех.
Главное — не осуждать
— Всем известный недавний пример — отец Иоанн Охлобыстин просил освободить его от служения, и был временно запрещен. При этом за ним оставили право благословлять, и он в интернете написал, что по-прежнему зовется отец Иоанн. Правильно ли так обращаться к запрещенному в служении священнику или лучше по имени-отчеству? И в чем смысл благословения священника, если он запрещен?
— Это решение правящего архиерея, в данном случае — Святейшего Патриарха. Только епископ может решить, какое право оставить за запрещенным в служении священником. А насчет обращения… Назовете вы меня Борисом Трифоновичем, я откликнусь, отцом Борисом — тоже. Мои однокурсники по мехмату МГУ до сих пор зовут меня Борей. А в советское время в общественных местах священников называли по имени-отчеству — была определенная конспирация.
— Но, согласитесь, одно дело, когда к вам или другому уважаемому священнику обращается по имени-отчеству нецерковный или малоцерковный человек, потому что ему так привычнее, удобнее, и совсем другое дело, когда православный обращается так только к священнику, запрещенному в служении. То есть как бы дает ему понять, что не признает его священником. Не травмирует ли это «бывшего священника»?
— В первую очередь он сам не признает себя священником, и странно будет обижаться, если кто-то предпочтет обращаться к нему по имени-отчеству. Но если священник не лишен сана, обращение «отец имярек» тоже допустимо. Это уж кому как удобнее. В любом случае надо относиться к человеку с уважением, а не с осуждением. Тогда, независимо от формы обращения, вы его не обидите. А то ведь и «отец имярек» можно произнести таким тоном, что оно прозвучит обиднее самой грубой фамильярности. Пусть нам трудно понять и принять чей-то отказ от священства, но только Богу известно, согрешил человек или поступил по совести. Что же касается отца Иоанна Охлобыстина, мне кажется, что он поступает разумно — желает воздержаться от служения, пока не поймет своего призвания. В его случае есть дополнительная проблема: может ли священник быть лицедеем? Раньше был однозначный запрет, и я считаю, что оправданный — не всякая профессия годится для священника.
Совсем другое дело — священники, ушедшие в раскол. При рукоположении они присягали быть верными Московской Патриархии, но изменили присяге. Это предательство. Поступок отца Иоанна я предательством назвать не могу. Он не порывает с Матерью-Церковью, но честно сомневается, что крест, который он взял на себя при рукоположении, ему по силам. И прерывает он служение не в критический для Церкви момент, поэтому его нельзя приравнять к солдату, дезертирующему во время боя.
Священство – это не профессия
— Как относится Церковь к тем, кто отказался от служения после революции, спасая от гонений свои семьи?
— Я не знаю, есть ли принятое соборно церковное мнение о тех людях, но, безусловно, когда человек отказывается от сана по политическим причинам, он совершает предательство. Про отказавшихся после революции ничего конкретного сказать не могу, но помню, как в годы хрущевских гонений преподаватель Ленинградской духовной семинарии протоиерей Александр Осипов не просто отказался от сана, но и опубликовал в «Правде» статью «Отказ от религии — единственно правильный путь». За несколько лет до этого, еще при Сталине, официально порвал с религией богослов Евграф Дулуман. Впоследствии он стал заведующим отделом научного атеизма в киевском Институте философии. Не знаю, заставили их или они добровольно отказались от веры (по-разному оцениваются их поступки), но в обоих случаях это предательство.
А вот известный искусствовед Сергей Николаевич Дурылин был рукоположен вскоре после революции, но через несколько лет осознал, что его призвание — искусствоведение. Но никогда он не отрекался от Христа, от Церкви, до конца жизни оставался православным человеком. Никто его предателем не считает.
— Значит, неправильно считать отказ от священства духовным падением?
— Мы не вправе судить. Господь знает причины. От Церкви за это не отлучают, люди продолжают исповедоваться, причащаться. Беда в том, что нас хлебом не корми, а дай осудить другого человека. Найти причину для осуждения всегда можно, особенно если человек на виду. Вместо того чтобы думать о своих грехах, о спасении своей души, высокомерно осуждаем других. Как фарисей, благодаривший Господа за то, что он не такой, как молящийся рядом с ним мытарь. Более того, если сравнить нас с фарисеями, сравнение часто будет не в нашу пользу. Фарисеи все же стремились исполнить Закон Божий, как они его понимали. И среди них было немало ревностных благочестивых людей. Например, приемный отец Господа нашего Иисуса Христа праведный Иосиф. Но в любой духовной традиции есть свои соблазны, и в притче о мытаре и фарисее Господь указывает нам на главный соблазн фарисейства — стремление к элитарности, отделению себя от других, возвеличиванию над ними. Хорошо поблагодарить Бога за то, что Он дал тебе возможность соблюдать закон. Но фарисей также благодарит Бога за то, что он лучше молящегося рядом с ним мытаря, то есть как раз стремится к элитарности, отделению себя от других людей, и это грех. Тем не менее этот фарисей был благочестив, стремился исполнить Закон Божий. Мы же сегодня часто об исполнении заповедей забываем, зато с радостью осуждаем других людей. В этом смысле мы хуже фарисеев.
— Можно ли сказать о неслужащем священнике, что он просто сменил профессию?
— Нет, все-таки священство — не профессия, а служение. Как и монашество. И чтобы понять, твой ли это путь, нужно время. В монастырях до пострига есть период послушания, довольно длительный. И если рукоположение совершается слишком поспешно, велика вероятность, что человек уже в сане поймет ошибочность выбранного пути. Что мы часто и наблюдаем сегодня.
Кстати, о профессии… Некоторые просят освободить их от служения по финансовым причинам. Например, став священником, человек стал получать в десять раз меньше, чем когда преподавал в вузе. И понимает, что при такой зарплате он не в состоянии обеспечить семью. Опять же только Бог знает, движим человек грехом сребролюбия или ответственностью за близких. Мы судить не можем. Но факт — по этой причине некоторые священники возвращаются к своей светской специальности.
— Говорят, что при рукоположении дается особая благодать. Что с ней происходит, когда священника запрещают в служении или выводят за штат? Тяжелее священнику пережить запрет, чем мирянину — увольнение с работы?
— При рукоположении священнику дается «благодать, немощная врачущая и оскудевающая восполняющая» — ему лично, но и на потребу Церкви дар учить, священнодействовать и пасти Церковь Господа и Бога. В полноте эта благодать вспомоществует тому священнику, который проводит жизнь молитвенную и строгую. Для такого священника запрещение в служении является трагедией и испытанием, требующим еще большей молитвы.
Чем запрещение в служении отличается от извержения из сана?
Отвечает клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы в Красном Селе, священник Димитрий ПАШКОВ.
Для клириков наказания заключаются в лишении прав, полученных ими при вступлении в клир. Это лишение может быть временным и носить исправительный характер, или безвозвратным, тогда оно будет иметь карающий характер. Основными видами специальных наказаний для клириков являются следующие.
1. Временное запрещение, т. е. приостановление права осуществлять действия, связанные с саном. При этом все блага Церкви, доступные мирянам, доступны и запрещенным священникам: исповедоваться и причащаться Святых Таин и т. д. Это — мера исправительной дисциплины: если запрещенный священник исправляется, запрещение снимается. Такое запрещение назначается на определенный срок (с возможностью его сокращения в случае явного исправления согрешившего священника). Разрешить от запрета имеет право епископ, который его наложил.
Запрещение может применяться к священнослужителю не только как наказание, но и как предварительная мера, применяемая во время следствия до окончательного рассмотрения дела церковным судом, если против священника выдвинуто серьезное обвинение. В этом случае запрещение не является наказанием (ибо вина еще не установлена), а вытекает из требования несомненной душевной чистоты клирика, приступающего к священнодействиям.
В некоторых случаях запрещение может иметь более мягкие формы: клирик на время теряет право священнодействия, но ему разрешается молиться и причащаться вместе с пресвитерами и диаконами в алтаре (правило 70 Василия Великого). Но и в этом случае наказанный на время запрещения остается священником лишь по имени, не имея основных прав, связанных с его саном.
2. Редко: низведение клирика на последнее место в ряду его сотоварищей по сану (правило 7 Трулльского собора, правило 5 VII Вселенского собора), так что его «старшинство по времени хиротонии» упраздняется. В древней Церкви это наказание налагалось за особо дерзкое поведение по отношению к своим сослужителям или старшим по сану. Пресвитер в результате применения этой меры должен был занимать последнее место между пресвитерами, диакон между диаконами при совместных службах и других собраниях клира.
3. Лишение права совершения любых священнодействий, но с правом носить духовное звание и пользоваться связанной с этим званием честью. Это наказание уже существенно более тяжелое, чем предыдущие. Оно налагается за тяжкие преступления, производящие соблазн в народе, но которые произведены либо по незнанию, либо по какой-либо чрезвычайной причине, притом что согрешившие раскаялись (см. правило 36 Трулльского собора).
4. Извержение из сана — самое тяжелое из специальных (клерикальных) церковных наказаний. Ему подлежат клирики, тяжко согрешившие против Церкви и нравственности такими проступками, за которые мирян отлучают от Церкви. Считается несправедливым наказывать клирика с двух сторон, т. е. лишать его не только сана, но и возможности причащаться (см. Апостольское правило 25: «Епископ, пресвитер, или диакон, обличенный в блудодеянии, в клятвопреступлении или в воровстве, да будет извержен от священного чина, но да не будет отлучен от церковного общения, ибо Писание говорит: Не отмстиши дважды за едино (Наум. 1: 9)». В этом случае изверженные клирики становятся в положение мирян, которым можно причащаться.
Канонами оговариваются несколько особых случаев, когда клирик должен быть наказан и извержением, и отлучением (приобретение сана за деньги или с помощью светской власти; отречение от Бога или от своего сана [например, когда священник в пароксизме малодушия на прямой вопрос отвечает, что он не священник и никогда им не был]; попытки священнодействовать, несмотря на низвержение из сана). В этих исключительных случаях низвергаемые становятся в положение мирян, отлученных от причастия на определенный епископом срок.
Извержение не имеет временного предела: изверженному клирику сан не возвращается (правило 3 Василия Великого).
Изверженный или отрекшийся от сана священник таковым больше не является даже по имени и живет как мирянин, умирает как мирянин и погребен должен быть так же, как мирянин.
Лишение должности (выведение за штат) наказанием не является. Это икономическая мера, применяемая к священнослужителям, потерявшим возможность служить в полном объеме (например, по болезни или по возрасту). При этом священник может по благословению епископа войти в договоренность с настоятелем какого-либо прихода и служить в том объеме, который приходское руководство готово ему уступить.