Постоянный автор нашего портала священник Феодор Людоговский делится с читателями историей Затишья – подмосковной дачи, которая существует с конца XIX века и благодаря которой каждый год встречаются троюродные, четвероюродные, пятироюродные, а иногда – даже шестероюродные братья и сестры.
24 августа — это День Затишья, день рождения Н. М. Маркелова, брата прапрадеда автора, — он завещал, чтобы в этот день все жители Затишья собирались вместе, пили чай, вспоминали своих стариков и разные истории из жизни Затишья.
С самого своего рождения (буквально – с полутора месяцев) я провожу лето на даче под Москвой, между Можайском и Рузой. Эта дача, которую не увидеть ни на каких картах, называется Затишье. Здесь с детства жил мой отец, и сюда в семь лет впервые приехала моя мама. Здесь жили или бывали обе мои бабушки и оба деда, а также три из четырех моих прабабушек.
Герб Майковых
Дом был построен моим прапрадедом, в Затишье успела пожить его мать – моя прапрапрабабка Екатерина Валериановна Маркелова (в девичестве – Майкова). В наши дни в Затишье проводят лето мои дети и племянники – это, если считать от Екатерины Валериановны, седьмое поколение затишинцев.
Затишье расположено в лесу, на левом берегу Москва-реки. Тут нет и никогда не было электричества – хотя полгода назад мимо нас провели ЛЭП-500. В Затишье можно до сих пор увидеть керосиновые лампы и, если хорошенько поискать, самовары.
Затишье было основано в 1898 году. Однако у дачи есть любопытная предыстория – поэтому начать придется издалека. Не от Адама, конечно, но с XV века – точно.
Майковы
Именно в XV столетии родились первые из известных нам представителей Майковых – рода, который будет важен для дальнейшего повествования. Родоначальником Майковых считается Андрей Майко, дьяк великих князей московских Василия II Васильевича Тёмного и Ивана III Васильевича Великого.
Преподобный Нил Сорский
По некоторым сведениям, родным братом дьяка Андрея был преподобный Нил Сорский (1433–1508) – один из известнейших представителей русского монашества. Так это или не так, однако Майковы – в частности, поэт Аполлон Николаевич Майков, его родственники и потомки – числили преподобного Нила среди своих предков.
Несколько следующих поколений нам неизвестны. В 1591 году упоминается Иван Майков – губной староста в Рязани. Его сын, Григорий Иванович, в 1619 году получает вотчину в Ярославском уезде. С этих пор Майковы становятся ярославскими дворянами – до того момента, когда некоторые из них перебираются в столицы – старую и новую.
Одним из таких переселенцев был правнук Григория Ивановича, Василий Иванович Майков (1728–1778) – поэт, драматург и – масон. Впрочем, для того времени масонство было делом вполне обычным – достаточно вспомнить жизненный путь Пьера Безухова.
Василий Иванович был женат на Татьяне Васильевне Мельгуновой, у них было два сына и четыре дочери. Однако никто из детей Василия Ивановича не оставил потомства – и это ключевой момент в нашей истории.
Оставим на время поэта и обратимся к его ближайшим родственникам. Сестра Василия Ивановича – Александра – вышла замуж за Василия Иванова Толстого; их дочь Мария была женой Павла Ивановича Фонвизина – родного брата известного драматурга.
Аполлон Николаевич Майков
Помимо сестры Александры у Василия Ивановича Майкова имелся брат Александр, одним из сыновей которого был Аполлон Александрович Майков (1761–1838). Аполлон Александрович известен как директор Императорских театров, а также как отец художника Николая Аполлоновича Майкова и дед поэта Аполлона Николаевича Майкова (1821–1897). У него было четырнадцать детей – в их числе уже упомянутый Николай Аполлонович (1794–1873), а также Валериан Аполлонович (1805–1837).
Итак – пока мы не запутались окончательно в хитросплетениях майковской родословной – ближе к делу! Речь пойдет об имении Красный Стан в Рузском уезде Московской губернии, которое бездетной Наталией Васильевной Хлюстиной, дочерью поэта Василия Ивановича Майкова, было завещано своей внучатой племяннице – упомянутой выше Екатерине Валериановне Майковой, внучке Аполлона Александровича.
В этом имении прошло ранние годы детей Екатерины Валериановны – моего прапрадеда Дмитрия Михайловича Маркелова (1864–1924), его братьев Владимира, Константина и Николая и родившейся позже сестры Валерии.
На берегу Москва-реки
О жизни в Красном Стане (или, как говорили и писали тогда, в Красном Стану) мы знаем преимущественно из воспоминаний одного из сыновей Михаила Дмитриевича Маркелова и Екатерины Валериановны Майковой – Константина Михайловича Маркелова (1868–1944).
Наталья Васильевна Майкова
Воспоминания эти, озаглавленные «На берегу Москва-реки», были напечатаны в Париже в 1926 году. Это нечто среднее между мемуарами и беллетристикой: события, которые, очевидно, происходили в разные годы, сведены в один летний сезон, имена почти всех персонажей изменены. Автор обещал читателям продолжение «романического содержания», однако, судя по всему, это не осуществилось.
Я не оставляю надежды подготовить в обозримом будущем комментированное издание книги К. М. Маркелова – а пока что предлагаю читателям пару эпизодов из этого повествования. Здесь идет речь о том, что происходило сразу после ежегодного приезда Маркеловых в свое имение. Описываемое время – 1860–70-е гг.
«Обычным событием, и притом по времени самым ранним, было поздравление красностанских крестьян нашей матушки, как собственницы имения, с приездом. Приходили пожилые мужчины и женщины, а из молодых лишь те, которые были уже по-крестьянски отделены и считались хозяевами, старшими своего двора.
Матушка выходила на крыльцо.
Тогда из толпы пришедших крестьян выступала, держа в руках лукошко, завернутое в какой-нибудь цветной платок и наполненное доверху яйцами, старая, но бодрая еще женщина из семьи Столяровых. Крестьяне прозвали эту женщину почему-то Тармихой, настоящее же имя ее по св. крещению было Анна.
Тармиха поднималась на первые ступеньки крыльца, вынимала лукошко из платка и с поклоном вручала его матушке, произнося слова приветствия, поздравления с благополучным прибытием и добавляла с новым поклоном:
– Кушайте на здоровье.
Матушка благодарила, передавала лукошко нянюшке, выходившей обыкновенно с нею на крыльцо, и потом возвращала Тармихе опростанное лукошко, положив предварительно в него надлежащую ассигнацию.
Портрет Василия Ивановича Майкова кисти Федора Рокотова
(Добавлю от себя, что десятилетиями позднее подобный обычай соблюдался и в Затишье: крестьяне из соседних деревень приносили землянику, за что, надо полагать, получали соответствующее вознаграждение. – Ф. Л.)
После этого начинался разговор между матушками и пришедшими крестьянками. Мужики обыкновенно становились в сторонке и в бабий разговор не вмешивались. Матушка расспрашивала о том, кто как живет, живы ли еще такой-то старик или такая-то старуха, по дряхости уже никуда не выходившие.
Узнавала, кто за зиму женился, какая девушка просватана или уже замуж вышла и в какую деревню, зажиточные ли родители жениха и невесты и т. п. На все вопросы матушки отвечала та же Тармиха. Только иногда из толпы слышались какие-либо добавления или поправки к ее объяснениям.
– Чего врешь-то! Прямо сказать – богато живут! – выкрикивала какая-нибудь баба.
– Подошло так что-то к груди и дыхнуть ему нечем стало. Ноги захолодели. Поехали за дохтуром, а к утру и не жив стал! – поясняла другая.
– Как же, помер, матушка, помер! Под Николу Зимнего и похоронили! – подтверждала третья таким голосом, как будто самое разлюбезное дело, что покойник Богу душу отдал.
Следующим очередным событием был молебен с водосвятием. Ежегодно родители мои по приезде в деревню приглашали священника из села Покровского отслужить молебен. В один из первых же воскресных дней, на каковой день отец нарочно приезжал из города, посылался за священником маленький легкий шарабан, в который запрягали такую же маленькую лошадку – пони.
Пока ездили за священником, в большом столовом зале нашего дома приготовляли всё необходимое для молебна. В углу, под стенным образом, устанавливали стол, покрывали его чистой белой скатертью, на стол ставили большие образа Божьей Матери и Спасителя и перед ними миску с прозрачною ключевой водой. Тут же клали новенькое полотенце и свежие ветви молодой березы.
Приезжал священник о. Василий, ражий высокого роста мужчина с налитыми кровью глазами, обладавший чрезвычайно низким басом, и с ним дьячок в противоположность священнику – худенький тщедушный человечек с тоненьки тенорком. Диакона в церкви села Покровского не было. Говорили, что как умер старый диакон, так о. Василий заявил, что другого диакона не нужно – он, о. Василий, один и без диакона справиться сумеет.
Николай Аполлонович Майков
По приезде священника все собирались в столовой и по очереди походили к нему под благословение. Затем о. Василий, откашлявшись, обращался к матушке или отцу:
– Позволите начинать?
И начинался молебен о здравии всех предстоящих и молящихся. Мы, дети, плохо улавливали слова молитв и больше следили за тем, как дьячок раздувал в кадильнице уголь, который почему-то у него ежеминутно тух, или наблюдали за всеми действиями и движениями священника.
Нас занимало и то, как дьячок, подпевая о. Василию, искоса поглядывал в соседнюю полуоткрытую дверь гостиной, где в это время прислуга шумела тарелками и откуда доносился уже раздражающий аппетит запах пирога с капустой или кулебяки с рисом и луком, приготовленных вместе с разными соленьями и рыбой для угощения священника.
В конце молебна о. Василий окроплял молящихся святою водою так обильно, что головы у всех оказывались совершенно мокрыми. Затем он и дьячок обходили с песнопениями все жилые комнаты, продолжая так же щедро лить воду на стены, мебель, кровати…
Только, бывало, глаза Федоры Никитишны, когда ей случалось при этом присутствовать, широко раскрывались от ужаса при виде, как по обоям и обивке мебели стекала вода. Но хотя Федора Никитишна и была католичкой, но всё же чтила обряды православной веры, а потому и затаивала в себе слова осуждения».
Продолжение следует.
Читайте также:
На землю предков с навигатором
Священник Феодор Людоговский: «Любовь к Родине – это деятельная любовь»