Пастораль и Аркадия
Три с половиной года назад мы оказались владельцами дома в крымской деревне. В семье остро встал вопрос о том, что надо купить дачу, вернее дом на природе. И решили мы этот вопрос в пользу Крыма. Знакомые удивлялись, почему Крым? Ведь далеко и другое государство. А если уж другое государство и море, не лучше ли Греция или Хорватия? Но на полноценный дом в дальнем зарубежье денег не хватало, а кроме рациональных аргументов были еще и чувства.
Я подумала, что Крым — это то место, где мне было хорошо в пять, пятнадцать, двадцать пять и сорок лет. И вряд ли за те годы, которые мне остались, что-то изменится, так что в Крыму мне будет хорошо и в пятьдесят, и в семьдесят. А в Греции и Хорватии мне не было хорошо в пять и двадцать пять, просто потому что я там в таком возрасте не была и не знаю, каков временной лимит моей любви к тем местам. Ну и Украина как-то совсем не пугала.
Подходящий дом мы нашли в идиллическом месте среди гор, двор был увит виноградом, в саду рос инжир и хурма, под окнами цвели розы. За забором выгоняли на выпас коров и коз, а если забраться на крышу сарая, то можно было увидеть внизу море. Пастораль и Аркадия. В общем, вопрос был решен. А с бумагами все разрешилось на удивление быстро.
Фото: Максим Копосов
Жизнь в деревне располагает к общению. Когда ты приходишь в магазин или на рынок, ты разговариваешь с людьми. Эти разговоры были интересны и нам, и нашим собеседникам. И если поначалу с нашей стороны это был, скорее, этнографический интерес, то через некоторое время у нас появились знакомые, к которым приятно ходить в гости или звать их к себе на чай. Местные татары называли нас «россиянами», ставя государственный вопрос выше национального, местные русские не обращали внимания на наше гражданство и называли нас москвичами.
Мы много говорили о России, Украине, татарах. Как так получилось, что все на этой земле пришлые? Татары всего двадцать лет как переехали из Узбекистана (вернувшись в Крым, они привезли с собой великолепную узбекскую кухню), а русские в нашей деревне — потомки послевоенных переселенцев. После высылки из Крыма татар, греков, болгар полуостров заселили выходцами из центральной России. В нашей деревне можно услышать и окающую речь поволжских деревень, и быструю мелодичную интонацию Воронежа и Курска.
Обломок несуществующего государства
Еще задолго до крымской эпопеи я задумывалась о том, что чувствовали люди, жившие на окраинах империи, которые в один прекрасный день оказались гражданами новых государств. Я понимала, что они чувствовали дискомфорт. Когда вершится история, чувства и эмоции человека в расчет не берутся. Ну вот, условно говоря, жил ты в государстве Норвегия, а потом проснулся и все вроде на месте: кровать, стул, книжки, — а ты уже житель Португалии или Франции. Никто не говорит, и Франция, и Португалия – прекрасные страны. Но правила и порядки там другие. И отношения между людьми выстраиваются как-то по-другому. Конечно, русские в Крыму остро чувствовали, что они уснули на родине, а проснулись где-то в другом месте.
Нельзя сказать, что те два года, которые мы прожили в украинском Крыму, мы постоянно чувствовали присутствие Украины. Киев был далеко, а Львов и Тернополь – еще дальше. Крым был полностью русскоязычным. Украинская речь слышалась только из телевизора, который смотрели наши соседи, ну и иногда на пляже, хотя и на пляже чаще звучал суржик. Так что если, покупая дом, мы думали о том, что неплохо бы научиться говорить на хорошем украинском, то прижившись, стали думать об изучении крымско-татарского языка.
Но нельзя сказать и то, что после двадцати с лишним лет жизни в другом государстве Крым был похож на Россию. Россия уплыла в свою сторону и сильно изменилась. А Крым остался уцелевшим островком утонувшей империи. Общипанный, обшарпанный, но при этом свежий и позитивный. Он был невозможно привлекателен, потому что в него бывший советский человек проваливался, как в детство, или в детство своей мамы с черно-белых фотографий.
Фразу про то, что Крым хочет в Россию, мы слышали много раз. Хотя Россия, о которой мечтали жители Крыма, имеет к государству Российская Федерация весьма приблизительное отношение. Мечта о России больше была похожа на мечту о возвращении в советское детство, где важно именно детство, а не то, что оно было советским. К тому же для крымчан жизнь при Украине началась с безденежья, невыплаты зарплат и невозможности продать свой виноград и персики в Ростов и Воронеж. Рассказов про то, как на винзаводе (а в нашей деревне расположен один из Массандровских заводов) выдавали зарплату бутылками вина, которые потом нужно было везти в город и менять на бульонные кубики, мы слышали много. Конечно, в России в начале 90-х жилось не то чтобы намного легче. Но это была уже наша история, а не крымская. В Крыму же россиян считали богатыми и деловыми, а саму России почти идеальным государством.
«Прекрасное далеко»: вид изнутри
На первых порах мы еще пытались спорить с рассказами про то, что в России нет коррупции и бесплатная медицина, рассказывая, например, о москвичах, которые ездят в Крым для того, чтобы недорого вылечить зубы. А потом махнули рукой. Как-то не хотелось разрушать чужие мечты о «прекрасном далеко». Последний раз в украинском Крыму мы встречали новый 2014 год. Напряжение уже чувствовалось. А в феврале в телефонных разговорах нам стали рассказывать про страх и про топоры под кроватью, которые на всякий случай предпочитали там держать. Тогда же одна из соседок сказала мне по телефону: «Хорошо бы Путин нас к себе забрал!». Не скрою, что ничего кроме недоумения и улыбки ее слова у меня не вызвали. И если бы не последующие события, я бы и забыла об этом разговоре.
Услышав о появлении в Крыму «зеленых человечков», мы бросились звонить в свою деревню. «Ждем, — ответили нам, — ждем и надеемся». Тревога и неопределенность были разлиты в воздухе. А потом был референдум, и подписание указа о вхождении Крыма в состав России. Мы снова звонили соседям и слышали ликующие голоса. Нам восторженно рассказывали про то, что это событие все празднуют как День Победы.
Присоединение Крыма лично для меня было драматическим событием. Так бывает, что ум с сердцем не в ладах. Потому что я считала и считаю, что нормы международного права – вещь серьезная. Но я видела, как ждали и надеялись люди. Если бы не реальный, живой опыт общения с крымчанами, я бы, наверное, отнеслась ко всему произошедшему сильно иначе. В общем, приходилось выбирать между законом и чаяниями людей. И это, согласитесь, непростой выбор, особенно, когда он не абстрактный: ты некоторым образом вовлечен в действие, знаком с персонажами пьесы.
В результате этих событий планировавшаяся весенняя поездка в Крым не состоялась. Железнодорожное сообщение через Украину стало ненадежным, и слишком велик был риск, что нас с мужем высадят с поезда. А билетов на самолет дешевле, чем за 30000 (по тем временам – около 1000 долларов) найти не удавалось. Но к концу весны появились дешевые авиабилеты, наши поездки в Крым возобновились, и началось наше знакомство с Крымом уже в формате российской территории.
Что же изменилось в нашей деревне? Во-первых, в ночь «ленинопада», когда по всему Крыму сносили памятники Ленину, был снесен и местный монумент – смешной и нелепый, выкрашенный золотой краской, но в соседстве с обшарпанными детскими качелями смотрящийся вполне органично. Говорят, что в ту же ночь пытались осквернить храм, но, к счастью, попытку предотвратили. Чтобы избежать провокаций и не спровоцировать конфликт между русскими и татарами, жители нашей деревни организовали совместное русско-татарское ночное патрулирование села.
Второе изменение, которым одни довольны, а другие – нет – это достаточно резкое изменение правил игры. Стало намного сложнее купить дрова у лесников (раньше лесники подрабатывали таким образом, и власти закрывали на это глаза). Изменились отношения с бюрократией. В селе ликвидировали сельсовет и для того, чтобы решать свои дела, связанные с землей и домом, теперь приходится ехать в город. Это и далеко, и сидит там не односельчанин, а совсем незнакомый человек, с которым общаться намного сложнее. Неудобств масса, но всем кажется, что порядка стало больше.
Неожиданным результатом присоединения стали надежды на какие-то улучшения в перспективе, которые пока не развеялись. Образ далекой прекрасной России, в которой все лучше, чем на Украине, пока еще жив. Поразительно, но некоторые мифы о прекрасной России, действительно, реализуются. Например, бесплатная медицина. Вызвав на дом врача для внука, мы пытались заплатить за визит и услышали в ответ совершенно удивительное: «В России врачи денег не берут!»
«Где вьюгу на латынь переводил Овидий…»
Очень трудно заставить себя воспринимать Крым в связи с теми событиями, которые происходят сегодня. Слишком много народов прошло по этой земле, слишком много событий с ним связано. Это и киммерийцы, о существовании которых большинство из нас узнали лишь благодаря Волошину, это и наш маленький кусочек Ойкумены, «где вьюгу на латынь переводил Овидий», это и генуэзцы, чьи башни и крепости разбросаны по всему побережью, это греки, армяне, болгары и татары, высланные из Крыма в советское время.
Речушки, подмывая берег, открывают остатки кирпичной кладки, для отождествления которой знаний не хватает, бесконечные обломки керамики, сельские храмы, возраст которых приближается к тысячелетию. И в XX веке здесь столько всего произошло, что от любого современного события память услужливо ведет к более или менее недавним параллелям. Крымский голод, о котором пронзительно писал Иван Шмелев, безумие Гражданской войны из стихов Волошина, беседы Сергия Булгакова «У стен Херсониса» о христианстве, России и Византии.
Вновь возвращаясь в мой (не наш общий, а мой личный) Крым, мне кажется, что я слышу гул ушедших эпох и одновременно с этим ощущаю какое-то отсутствие настоящего времени. Мои прагматичные друзья говорят, что надо было дом-то в Хорватии покупать, спокойнее было бы. А я ни о чем не жалею, я люблю Крым, и лично мне вся эта происходящая на глазах история дала восхитительное чувство нестабильности нашей жизни, спасительное ощущение временности материальных благ, и одновременно архетипичности и неизменности происходящего. Жить, радоваться и не печалиться о завтрашнем дне, доверять жизни и людям, право же, этот опыт дорогого стоит.
