Общеизвестно крылатое выражение «красота спасет мир». Насколько общеизвестно, настолько оно, как правило, и превратно понимается. Достоевский имел в виду не внешнюю красоту. Во всяком случае не столько ее, сколько ее Источник. Он говорил о красоте как таковой, о красоте духовной, о прекрасном, имея в виду то, что в греческом языке именуется словом καλός <калос>.
Тут уместно будет вспомнить об античном идеале калокагатии. Слово καλοκαγαθία <калокагафия> состоит из двух слов – καλός (прекрасный) и ἀγαθός (добрый). Καλός και αγαθός <калос кэ агафос> или καλός καγαθός <калос кагафос> – это соединение прекрасной наружности (телесной красоты и благопристойного поведения) с внутренним благородством. Когда князь Мышкин восхищается красотой Настасьи Филипповны, он обращает внимание на печать страдания, на ее красоту внутреннюю, которой внешняя красота как бы сопутствует, оформляя ее извне.
Мы не случайно часто рассуждаем об этическом в эстетических категориях, называя добро «красивым», «прекрасным», а зло – «некрасивым», «безобразным», «уродливым», «отвратительным». В современном русском языке словом «доброта» обозначается известное нравственное качество, тогда как изначально в славянском – это именно «красота». Отсюда название сборника святоотеческой мудрости «Добротолюбие» (Φιλοκαλία <филокалия>) – любовь к прекрасному, красотолюбие.
Грехопадением человек обезобразился в глубочайшем смысле этого слова: образ Божий в нем хоть и не стерт, но изрядно поврежден, испачкан, переписан поверху до неузнаваемости.
Труд человека над своей душой направлен на восстановление красоты поруганного в нем образа. Но он трудится не сам. Он трудится с Первообразом, вместе с Ним, над восстановлением в себе истинной красоты. Трудится с Красотой над ее образом в себе и тем самым – над спасением мира.
В тропаре предпразднства Рождества Христова говорится, что «Христос раждается прежде падший воскресити образ» (Христос рождается, чтобы в нас восстановить прежде падший Свой образ). Невыразимая и непостижимая, являемая в сиянии славы, Красота Божия «истощается» под покровом плоти, чтобы восстановить красоту человека во всем его богоподобном величии.
Восстановление падшего образа в каждом человеке происходит через восстановление единства с Первообразом. И началось все с того, что Сын Божий, став Сыном Человеческим, восстановил Свой образ в человеческом естестве и стал первым после грехопадения Человеком, непричастным греху – Новым Адамом, сочетающим в Себе образ и Первообраз, как «во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемый». Вспомним слова св. Иринея Лионского: «…Он стал Сыном Человеческим для того, чтобы человек сделался сыном Божиим».
Бог родился земным рождением, чтобы человек мог рождаться свыше, ибо рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух (Ин. 3:6). «Он родился по плоти, чтобы ты родился по духу», – говорит свт. Иоанн Златоуст. Рождеством Сына Божия человечество продолжает рождаться по Богу, воссоединяясь с Ним в таинстве Крещения и приобщаясь в Нем жизни вечной.
Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш (Еф. 1:13–14). Святость – природное свойство Божие, но человек, в стремлении уподобиться своему Первообразу, своему Небесному Отцу, приобретает ее, точнее сказать, приобщается ей, по Его дару. Воссоединяясь с Богом, человек вновь становится причастником Его святости, но не в полноте. Как пишет апостол Павел в Послании к Ефесянам: В Нем (во Христе. – И.П.) и вы, услышав слово истины, благовествование вашего спасения, и уверовав в Него, запечатлены обетованным Святым Духом, Который есть залог наследия нашего, для искупления удела Его, в похвалу славы Его (Еф 1:13–14).
Залог – это «вклад, служащий гарантией того, что вся сумма будет уплачена». «Как в житейских сделках, – пишет свт. Феофан Затворник, – задаток значит, что торг состоялся, покупка решена и задаток дан в удостоверение, что и все остальное будет уплачено, так и Бог, благоволив вступить с нами в Завет, с обетованием вечного блаженства верным Завету, даруя Духа Святого верующим во Христа, задаток только дает в удостоверение, что и все наследие обетованное отдаст, или даст блаженство вечное».
Но это не столько Божия гарантия спасения, сколько дар для приумножения. «Залог бывает обеспечением для всего, – объясняет свт. Иоанн Златоуст. – Он купил нам наше спасение, и пока дал только залог. Почему же не даровал всего тотчас же? Потому что мы, со своей стороны, еще не исполнили всего. Мы уверовали, это лишь начало, и Он даровал залог. А когда веру покажем в делах, тогда представит нам и все. <…> „Залог“ чего? „искупления, удела“. Совершенное избавление совершится в будущей жизни, потому что теперь мы живем среди мира и много человеческого привходит в нас, и с нечестивыми обращаемся. Когда же не будет ни грехов, ни человеческих страстей… – тогда уже наступит совершенное избавление; а теперь (дан только) залог».
Крещаемый получает как бы искру духовного огня, который ему надлежит распространить на все свое естество. И в процессе освящения и просвещения в течение всей жизни человека, соединяя в себе множество частных добродетелей-навыков, формируется единая добродетель богоподобия – святость. Но, как отмечает прп. Симеон Новый Богослов: «Человек тогда бывает свят, когда уклоняется от зла и творит благо, не потому, чтобы освящаем был добрыми делами, ибо от дел закона не оправдится ни одна душа, а потому, что чрез делание добрых дел приусвояется и приуподобляется святому Богу» (выделено нами. – И.П.).
Освящается человек через добрые дела, но не формально совершаемые, а исходящие из высшей добродетели – любви, мало-помалу ткущейся в сердце делами, культивирующими ее.
Во Христе человек усыновляется Богу, крещаемый освящается и становится новой тварью (2 Кор. 5:17). Все христиане – святы в широком смысле этого слова, как освященные Богом, как приобщенные Его святости, но святыми в строгом смысле слова являются лишь те из них, кто жизнью своей настолько засвидетельствовал истинность исповедуемых им ценностей, что стал каноном (мерилом, образцом) их воплощения. Воплощения не чудесами (хотя и чудотворения играли важную роль, свидетельствуя о сверхъестественном даре благодати Духа Святого), но именно жизнью – мыслями, чувствами, делами, словами, общим строем поведения – всем своим существом, всей жизнью.
Мы рождаемся по плоти, чтобы жить во плоти; Господь рождается земным рождением, чтобы мы жили небесной жизнью. «Небесной» не в одном лишь смысле «по воскресении». Речь о качестве настоящей жизни, о ее содержании.
С греческого языка два слова переводятся как «жизнь»: βίος <виос> и ζωὴ <зои>. Начиная с Септуагинты – первого перевода Ветхого Завета на греческий язык – вечная жизнь в библейском языке, как жизнь по воскресении, обозначается словосочетанием ζωὴ αἰώνιος <зои эониос> или одним словом ζωή <зои>, а под βίος <виос> понимается биологическая жизнь. Если в дохристианской древности в общепринятом словоупотреблении под ζωὴ <зои> понималась животная жизнь, а под βίος <виос> биологическая жизнь во времени, ее протяженность, причем именно это слово содержало моральное значение, то в новозаветную эпоху в духовном и нравственном смысле начинает употребляться ζωὴ <зои>.
Биологическая жизнь – это жизнь во плоти. Но понятие «плоть» не сводится к телесности, а телесная жизнь не тождественна плотской. Телесная жизнь – это и есть, собственно, биологическая жизнь, обусловленная единством души и тела; тело – всегда живое, тогда как плоть может быть и мертва. А вот плотская жизнь – это уже нечто иное. Дела плоти, – пишет апостол Павел в послании к Галатам, – известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны,) ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют (Гал. 5:19–21).
На первый взгляд, странно. Понятно насчет прелюбодеяния с блудом, пьянства, но какое отношение к плоти имеют такие пороки, как волшебство, ереси, зависть, гнев, ненависть и т.п.? Может показаться, что максимум косвенное… если, конечно, привычно отождествлять плоть с телом. Однако под плотью Апостолом понимается не столько тело, сколько само страстное начало в человеке, падшее, греховное, не природное, а паразитирующее на природе, но так прочно пустившее в ней корни, что порой не отличишь, где в нас естественное природное стремление, а где паразитирующая на нем страсть.
Мы живем во плоти и ничто свойственное плоти не стыдно и не скверно. Стыдно жить не во плоти, удовлетворяя все присущие ей потребности, а «по плоти» (см.: Рим. 8:4–11), то есть руководствуясь ее потребностями, возводя их в ранг необходимостей, подлежащих удовлетворению любой ценой, а обладание максимальными возможностями этого удовлетворения рассматривая в качестве критериев полноценной жизни.
И вот, в течение земной жизни (βίος <виос>) человек определяется: жить ли ему уже здесь жизнью духовной, вечной (ζωὴ <зои>), как смыслом жизни временной, или же замкнуть основной, а то и весь смысл земного существования на нем самом?
В последнем случае нет принципиальной разницы, каков масштаб и уровень деятельности: в личной ли, общественной или государственной сфере; безразлично, в каком направлении: в политическом или экономическом созидании, в земледелии или ремесле, науке или искусстве – без разницы, если оно составляет смысл жизни, ибо все это преходяще.
Рождаясь, Господь освящает начаток человеческого рода, призывая всех людей к богоусыновлению в Себе, к жизни вечной и, в то же время, придавая земной жизни особую значимость, особую ценность именно потому, что на этом, дарованном нам Богом, коротеньком отрезке времени у нас есть возможность научиться любить во Христе, каждым проявлением этой любви подтверждая выбор одесную Пастыря.