В редакции “Альфы и Омеги” встретились журналистка Елена Светлова и редактор журнала Марина Журинская. Непосредственным поводом для встречи послужил с одной стороны человеческий и профессиональный интерес Е. Светловой к множеству проблем, порождаемых сосуществованием человека и животного, с другой — написанная М. Журинской книга о коте “Мишка и некоторые другие коты и кошки”1.
Е. С.: Наша тема кажется на первый взгляд сугубо бытовой, в лучшем случае — затрагивающей только чувства человека. Но она порождает вопросы куда более глубокие.
М. Ж.: Мы до них дойдём. Да и об отношении любителей собак и кошек к своим питомцам мы тоже поговорим, а сначала мне хочется сказать о часто звучащих упрёках в их адрес. Сейчас отошёл на второй план мощный экономический упрёк в том, что в стране еды нет, а тут вот кормят всяких. Можно было подумать, что котовладельцы с пистолетом вырывают кусок котлеты непосредственно изо рта рьяного доморощенного экономиста, а не покупают то, что требуется животному, платя за это, между прочим, и тем самым внося оживление в товарный и денежный оборот. В этом смысле всё переменилось радикально, что, как обычно, вовсе не означает, что изменения эти — ко благу. Домашние животные нынче встроены в престижный набор имущества, поэтому чем они дороже и чем дороже уход за ними, тем считаются лучше. Обсуждать это вполне бессмысленно, всё равно что вклиниваться во вполне представимую дискуссию о том, какой рояль лучше держать на даче — “Стейнвей” или “Бехштейн”.
Но что действительно, как кажется, заслуживает внимания — это пренебрежительное отношение к домашним животным людей серьёзных, мыслящих, что называется, ителлектуально продвинутых. От них можно услышать на эту тему множество достаточно жёстких суждений, сводимых к уничтожающему определению “Жалкая мещанская сентиментальщина все эти собачки и кошечки”. Здесь полезно вспомнить Льюиса, заметившего, что враг рода человеческого выставляет на глумление именно то, что было бы людям данной эпохи полезным. Так, во времена возвышенно-упадочные, когда в большой моде неумение гвоздь забить, обмороки и т. п., принято смеяться над спокойными, здоровыми людьми, добросовестно делающими простые дела. Примеры можно множить. А в наш жестокий и очень жестокий век (мне как положительный пример воспитания рассказывали про девочку, которая с трёх лет смотрит триллеры и научилась хладнокровно взирать на реки крови и т. д.) клеймится сентиментальность. То есть чувства милосердия, красоты и т. д. Совсем неприятно то, что христиане оказались тоже заражёнными этим недугом.
А между тем Вы, Елена Романовна, ведь не только восхищаетесь пушистостью и умилительностью домашних любимцев, но и сталкиваетесь с жестокостью по отношению к ним. И лучше меня знаете, что она по большей части сопровождается жестокостью к детям. Вот и расскажите, какие черты современного человечества Вам приходится наблюдать и — не побоюсь сказать — против них выступать.
Е. С.: Отец Алексий, настоятель Храма Святой Живоначальной Троицы в Поленово, на недавней пресс-конференции, посвящённой необходимости принятия федерального закона о защите животных от жестокого отношения, сказал: “Самое опасное существо для всего живого — это человек, который уничтожает то, что создано не им, а Господом. Уничтожая животных, мы уничтожаем свою душу”. И это действительно так. В своё время я написала несколько материалов о серийных преступниках. Так вот, многие из этих нелюдей (согласно исследованиям — 85 процентов) начинали свою кровавую карьеру с издевательств над животными. “Хочу — бабочке крылья оторву, хочу — птичке шею сверну, хочу — отрублю хвост собаке”, — растаптывая слабых, они упивались своей властью над ними. Но однажды и этого становилось мало, и они переходили на людей: детей, женщин, стариков.
М. Ж.: Да уж, самое время обличать сентиментальность. Но Вас же больше всего сейчас интересует именно христианское отношение к животным, так что давайте об этом.
Е. С.: Не просто интересует, а я об этом и думала, и читала. Вот незадолго до смерти сестра Марины Цветаевой Анастасия Ивановна написала своему давнему другу архимандриту Виктору (Мамонтову) письмо, в котором размышляла о будущей судьбе животных. Сколько она ни спрашивала священников — чёткого ответа никто не дал. Между тем для Цветаевой, человека глубоко верующего, этот вопрос был далеко не праздным2.
В своём письме архимандриту Виктору она ссылается на рассказ художника Сурикова о необыкновенной преданности кошки его родственницы, не угасшей и после кончины хозяйки. Кошка просидела на пороге всё отпевание, а потом побрела со всеми на похороны, да так и осталась на могиле до смерти.
Долгие годы Анастасия Ивановна не находила ответа на свой вопрос, пока ей не попала в руки книга “Рай и ад” с рассказом о блаженном Андрее, который был восхищен до третьего неба и там, дивясь на несказанную высоту и красоту райских деревьев, увидел скользящих животных цвета зари и неба, а шерсть их была как бы шёлк, и перекликались они музыкальными звуками. И в то время, как он дивился, сверху был ему Голос: “Что ты удивляешься, Андрей? Неужели ты думаешь, что Бог даст хоть одной Своей твари тление?”.
Где будут наши домашние любимцы после смерти? Наверное, всякий верующий, на чьём попечении находится бессловесное существо, пытался найти ответ на этот вопрос. Но если поставить вопрос по-иному, то как православный человек должен относиться к животным? Можно ли рассеять недоразумения, победить предрассудки, которыми страдают и миряне, и священники? Так сможем ли мы общаться с нашими питомцами после смерти?
М. Ж.: В самом деле, я не могу поверить в то, что животные для жизни будущего века пропадут. Они были в Эдеме (и были поручены заботам человека; не нужно забывать, что властвовать — в первую очередь значит заботиться, иная точка зрения порочна), они делят с нами тяготы жизни в падшем мире, — а он пал по нашей вине, они в этом неповинны. И считать, что Господь просто так вот приведёт их в небытиё, попросту уничтожит, по-моему, означает заблуждаться. Объяснил же Он Ионе, что предпочёл дать Ниневии покаяться, а не уничтожил, в том числе и ради множества скота! Что же касается общения, то говорить человеческим языком они вряд ли будут, но мы сможем их понимать. Есть такая симпатичная теория (даже не богословское мнение, а просто соображение), что домашние животные — это своего рода святые животного мира. На животных свалились все последствия человеческого грехопадения, они страдают из-за человека, но всё равно приходят к нему и живут с ним. Вы наверняка не раз видели, как какой-нибудь мерзкий пьяница бьёт свою собаку чуть ли не сапогом по морде, а она на него смотрит с обожанием.
Е. С.: А не грех ли слишком любить животных?
М. Ж.: Дело в том, что “слишком любить” нельзя, “слишком” можно предаваться страсти. Господь заповедал нам любить Себя и ближнего — и часто ли мы видим исполнение этой заповеди? К человеческой любви примешиваются страсть, гордыня (“мой сын, муж, кот, пылесос — можно продолжить — лучше всех”), эгоизм (“мне с этим удобнее, я так привык” и т. д.), самолюбование и самоупоение (“вот как я люблю, а вы все так не можете”) и прочие малопочтенные чувства. И к тому же нельзя забывать, что животные нам — не ближние, а “братья меньшие”, у них отсутствует целый ряд свойств и качеств человека (прежде всего они лишены духа, не могут ни каяться, ни возрастать в духе и не являются образом и подобием Божиим) и поэтому хорошо бы не приписывать им чисто человеческие свойства, а заодно и не требовать от них того, на что они заведомо неспособны.
Е. С.: Некоторые люди с гордостью заявляют, что их животные — полноправные члены семьи. Получается, что они очеловечивают четвероногих, называя их сыночками, доченьками, а себя, соответственно, мамочками и папочками.
М. Ж.: Сравнительно недавно я высказалась бы здесь категорично, заявив, что это неправильно. И в самом деле, в нормальном случае следует обходиться без всяких сыночков и мамочек! Это может доходить до поругания образа Божьего, это форма глумления над человеком, если говорить серьёзно. Довольно часто с такими утверждениями соседствуют и другие: “Моя собака лучше любого человека”, а это уже человеконенавистничество. Отношения с животными надо строить не как с людьми, а по-другому. Человек должен уметь жить в мире с домашним зверем и находить с ним взаимопонимание, не очеловечивая его хотя бы потому, что человек из него получается не очень-то привлекательный, — вспомните “Собачье сердце” Булгакова. Какой был чудесный пёс и какой стал омерзительный человек! В конце концов, ещё раз нужно сказать, что животное — не наш ближний, а заповедана именно любовь к ближнему; чувства к животному несколько иные.
Однако я недаром сказала, что категоричной была некоторое время назад. Такая категоричность была бы худо-бедно уместна в нормальном мире, а наш мир меняется, отходя от нормы, причём не сиюминутно, а исподволь, просто результаты “вдруг” становятся самоочевидными. Так вот, легко представить себе в нашем мире абсолютно одинокую старуху (старики встречаются реже). Не будем говорить, вина ли это её или беда, — да и не всегда об этом можно составить ясное мнение. Но она пребывает в беспросветном одиночестве и отчаянии. Опять-таки права она в этом или неправа, но она видит себя всеми брошенной, забытой, ненужной. И есть у неё какая-нибудь несчастная жучка или мурка, и все свои человеческие чувства она сосредоточила на ней. И ещё раз: не будем осуждать, а посмотрим по-доброму и увидим, что всё-таки она кого-то любит. Какая-то искра Божия в ней горит потихонечку. И я очень надеюсь, что Господь её через эту зверюшку оправдает.
Но невозможно внутренне согласиться с тем, что некоторые сердобольные женщины собирают в своих квартирах десяток или больше бездомных кошек (собак — реже)…
Е. С.: Мне приходилось неоднократно читать письма с жалобами соседей, — может быть, ожесточёнными, но по сути справедливыми. Ведь при этом в нескольких квартирах буквально нечем дышать.
М. Ж.: Это, конечно, недопустимо, и не только поэтому. В таких условиях кошки и собаки перестают быть домашними животными и становятся стаей, а это — надлом психики с непредсказуемыми последствиями. Как это ни обидно, но приходится утверждать, что приюты для бездомных животных можно устраивать только на вольной воле, да и то не на шести сотках, а на участках попросторнее. А такие вот отчаянные попытки спасти зверей — это попытки своими силами бороться с мировым злом, — отважные, но обречённые.
Е. С.: Кажется, мы приблизились к тому, что мне интереснее всего. Бог печётся о всякой твари, это так. А вот отвечают ли Ему животные? Есть ли у них религиозное чувство? Ваш Мишка, удостоенный жизнеописания, каким-то непостижимым образом различал духовных лиц и мирян…
М. Ж.: Я не могу этого объяснить. Коты очень нервно относятся к прикосновению к своему пузу, и Мишка в мирян за дерзкую попытку коснуться своего живота вцеплялся всеми четырьмя лапами, но для духовных лиц делал исключение. Однажды один батюшка уже в дверях увидел, что Мишка вышел его проводить, и шутя сказал: “А ну, Мишка, иди сюда, я тебя благословлю!”. И кот подошёл и подставил головку. А на иеговистов, которые вломились ко мне в дом со своей агитацией, он рычал. Думаю, что он различал доброе устройство человека и не очень доброе. Студенты Православного университета, которые приходили к нам домой заниматься немецким языком, знали про разные свойства и особенности кота и справедливо его побаивались. Кот у нас назывался “господин инспектор”. Во время занятий он восседал на верхней крышке секретера и не сводил со студентов горящих глаз. Позиция наверху — боевая, засадная, то есть кот в любую минуту может броситься. Студенты понимали, что за нарушение дисциплины господин инспектор способен покарать когтями и клыками.
Е. С.: А вот какому святому можно молиться о коте в тяжёлых случаях?
М. Ж.: Самый тяжёлый случай — это когда кот пропал. Я знаю одного святого, который неоднократно при этом помогал. Это преподобный Герасим Иорданский, у которого был ручной лев. Мне знакомы как минимум три кота, которые вернулись домой по заступничеству преподобного Герасима.
Е. С.: Вы давали Мишке попить святой воды?
М. Ж.: Благочестивые люди святую воду пьют натощак и с молитвой. Так что Мишке я её не давала, но когда он буйствовал в молодости, мы ему лобик чуть-чуть смачивали святой водой. Утихал мгновенно. И один священник мне сказал, что это абсолютно нормальная вещь. Когда весной первый раз скотину выгоняли на пастбище, её кропили святой водой.
Е. С.: А сами животные могут молиться?
М. Ж.: Конечно же, нет! Мы молимся в Духе Святом (прииди и вселися в ны), а они, как уже было сказано, духа лишены. Но при этом есть вещи, не вполне понятные: коты (не мой один) действительно долго лежат под иконами, когда им плоховато, — может быть, они способны ощущать святыню? Хотя религиозное чувство у них, как и у собак, вызывает скорее человек. Я этого не придумывала, так утверждают некоторые этологи. Правда, другие специалисты по поведению животных полностью отрицают наличие у них души и сколько-нибудь развитых эмоций. Но ссылаться на эти авторитеты я бы не рекомендовала, потому что данная научная школа безусловно отрицает наличие души и у человека. Всё же я бы не стала докапываться до конца в таких вопросах, вспоминая о словах святого апостола Павла: Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно <…> теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше (1 Кор 13:12–13). Разумнее и благочестивее довольствоваться немногим и не претендовать на полное знание, которое скорее всего будет ошибочным.
Е. С.: К сожалению, мне довольно часто приходится наблюдать примеры утилитарного отношения к домашним животным с точки зрения приносимой ими практической пользы. К примеру, зачем нужна собака, которая не умеет сторожить, или какой прок от кошки, если она не ловит мышей?
М. Ж.: Какая польза от домашних животных? Какая польза от цветов? Какая польза от красивого пейзажа? Нельзя смотреть на мир с этой позиции хотя бы потому, что польза в данном случае — всего лишь довольно ничтожная временная выгода. Такой взгляд ведь и на людей распространяется: муж должен приносить пользу и т. д. Можно задать другой вопрос: зачем Господь создал животных? Животные — часть Промысла Божьего, тварного мира, который хорош — и вопрос пользы тут неуместен. В конце концов, какая Богу польза от человека? — да никакой пользы нет, а ведь как любит! Какая польза от молитвы? Некоторые считают: вот если нужны туфли, то помолишься — и тут же они возникнут. Это, разумеется, не так. Польза от молитвы совсем другая, потому что по мере того, как мы учимся молиться, мы учимся общению с Богом. А когда мы общаемся с домашними животными, мы учимся любви, терпению, умению видеть красоту, понимать кого-то другого. А если подумать о том, что людей-то мы не слишком понимаем, то можно потренироваться на собаках и котах. Это никогда не вредно.
Был такой дивный американский фильм, который назывался “Благослови зверей и детей” — о неблагополучных, несчастных детях и о животных, предназначенных на отстрел. Оказалось, что подростки, с которыми исключительно плохо обращаются и дома, и в лагере, куда их сдали для сурового мужского воспитания, в состоянии понять этих несчастных животных. Более того, они целью своей жизни ставят их спасти. Спрашивается: зачем? Какая польза этим детям от зверей? А вот мальчик из тех, кто получил лицензию на отстрел, твёрдо знает, какая польза от убийства: “мясо”.
Мне кажется, что недостаточно и “экологического” объяснения содержания животных в доме тем, что это-де кусочек природы, общения с которой современные горожане лишены. Тогда зачем в деревне держат во дворе кучу всякой “бесполезной” живности? Да ещё в развитом, добропорядочном крестьянском хозяйстве (увы, таких всё меньше) дарят животных детям. Ладно уж поросёнка, — можно объяснить это тем, чтобы учился ухаживать, — а зачем дарят мелкую лесную живность?
Разумеется, объяснять это можно по-разному. Мне ближе всего соображение о том, что это — микроскопический остаток райской жизни, точнее — смутная, неосознанная тоска по раю, своего рода плач Адама. Ведь Господь, создав животных, повелел человеку дать им имена и тем самым сделал его властителем животного мира. А я уже говорила, что в библейском — да и просто в христианском — смысле быть властителем значит нести ответственность.
Значит ли это, что любой, у кого есть домашние животные, приближается к праведности? Да конечно, нет; скорее это может означать, что даже те в падшем мире, кто по видимости отвернулся от Бога, испытывают тоску по раю, что какие-то блаженные воспоминания бередят грешную душу. Только реинкарнация здесь не при чём; просто уж если первородный грех передаётся по наследству, как генетическое заболевание, то почему бы нам не унаследовать память о более древнем состоянии?
Е. С.: Мне вспоминается история из книжки английского ветеринарного врача Джеймса Хэрриота о фермере, у которого были две лошади “пенсионного возраста”. Последние двенадцать лет они уже не работали. Хозяин держал их на прекрасном выпасе на берегу реки и изо дня в день, сам будучи очень немолодым человеком (и весьма состоятельным, кстати), навещал их, каждый раз принося им еду: помнил годы их верной службы.
М. Ж.: А я в этой связи вспомнила ужасный (иначе не скажешь) рассказ Чехова о крестьянине, который остался одиноким. Он был слаб и беден, и от ожесточения на свою несчастную судьбу отвёл старую лошадь к живодёру. И после того как лошадь была убита (мощным ударом по голове), он подошёл и подставил свою голову — такой был ужас от того непоправимого зла, которое он совершил. А в немецкой кошачьей энциклопедии призывают владельцев породистых животных, которые принесли своим хозяевам довольно большую прибыль, не усыплять их в старости. Там сказано буквально следующее: er hat sein Gnadenbrot verdient ‘он заслужил хлеб милости’. И эти лошади у Хэрриота тоже заслужили хлеб милости. Если человек убивает животное, которое ему уже не нужно из утилитарных соображений, то душу свою он тем самым калечит, а если даёт ему дожить до его естественного предела, то душа от этого становится лучше. Я, мягко говоря, небольшой поклонник Америки, но недавно прочла, что какой-то престарелый американский судья вынес очень странный приговор некоей даме, на которую соседи пожаловались, что она уносит в лес новорожденных котят и оставляет там на гибель. Тридцать пять котят она уничтожила таким образом, и судья её приговорил провести ночь в холодном лесу без палатки, тёплой одежды и костра. Чтобы поняла, как это страшно.
Е. С.: Зоозащитники призывают не убивать животных ради мяса, шкур и медицинских опытов. Как Вы относитесь к такой позиции?
М. Ж.: У Чехова есть рассказ о том, как к старому помещику заезжает молодой активный деятель, который с жаром рассказывает хозяину о вегетарианстве и неубиении животных. Старик вздыхает: вы говорите хорошо и правильно, только я не знаю, как со свиньями быть. Если их не забивать, они всё сожрут. То есть должен быть какой-то разумный предел. Но я вспоминаю и другую историю. Один врач рассказывал, что, работая над диссертацией, он вскрывал кроликов в научных целях. Как-то к начальнику приехал начальник рангом повыше, и врачу сказали, что того надо как следует угостить — потушить кролика. И врач, очень здоровенный дядька, первый раз в жизни взял лабораторного кролика, чтобы зарезать на еду. Он упал в обморок. Так и не смог. Потому что не было никакой надобности кормить этого человека именно кроликом. Но совершенно однозначно можно сказать, что убийство реликтовых животных должно быть запрещено.
Е. С.: Не раз слышала, что священники отказываются освятить дом, если в нём есть собака. Человек оказывается перед тяжёлым выбором.
М. Ж.: Священники вне совершения таинств — обычные люди, которые могут заблуждаться. Сейчас мы живём во время двойного заблуждения, когда миряне считают, что священник всегда прав. Но ведь говорят, что если священник служит литургию, будучи в состоянии смертного греха, то литургия всё равно правильная, и хотя бы отсюда следует, что священник может быть грешен. А батюшки на этой волне почитания не всегда понимают предел своей компетентности. У почившего Патриарха Алексия были в доме и собачки, и кошки. И если Святейший этим людям не указ, то о чём можно говорить?
Строжайший запрет на содержание в доме собак, правда, существует, — в исламе. Но это вряд ли может рассматриваться как пример для подражания, иначе нам придётся признать, что мусульмане благочестивей нас.
Е. С.: Мне в моей работе приходится отвечать на десятки и сотни вопросов. Что, если я попрошу Вас присоединиться к этому занятию? Вот, например, как Вы думаете, зачем Господь создал зловредных кровососущих тварей? Ну, ладно, комарами питаются птицы. А для чего нужны клопы?
М. Ж.: Это и есть проклята земля за тебя (Быт 3:17). Но я не могу проследить прямую связь грехопадения человека с наличием клопа. Я плохо отношусь к крысам, но когда я узнала, что у них нижние зубы растут всю жизнь и поэтому должны обязательно стачиваться, иначе они через нёбо вонзятся им в мозг, то поняла, что этим грызунам не позавидуешь. И это точно не от Бога.
Е. С.: Слышала такую версию происхождения предубеждения против собак, что будто бы собака близка к человеку, как никакое другое животное, и поэтому тёмные силы могут воздействовать через неё.
М. Ж.: Тёмные силы на человека проще всего воздействуют через человека же, и по большей части через него самого. Если человек имеет наклонность к некоторым греховным замыслам и помыслам, то через него же они и действуют. Говорят, что кошка эгоистична, что она всегда сама по себе, но бывают верные коты и неверные собаки — это как человек с ними себя поставит. Есть люди, которые считают своим чуть ли не мистическим свойством, что кошки от них уходят и цветы в доме не живут. Нашли чем гордиться! Плохо обращаются с котами — вот и уходят, не умеют ухаживать за цветами — вот цветы и не живут! А вот со святыми коты прекрасно живут.
Что же касается близости к человеку, то здесь какое-то недоразумение, как говорится, нездоровая мистика. Анатомически близки человеку приматы, хотя идея происхождения человека от обезьяны здесь не при чём; по строению мозга ближе всех к человеку дельфины, по свойствам тканей — свиньи… Ну и что?
Е. С.: А разве примеры невероятной верности животных не свидетельствуют о том, что у них есть душа?
М. Ж.: О наличии души свидетельствует наличие эмоций. Верность тут не при чём. Человек может быть никому не верен и вообще предатель по образу жизни и образу мыслей, но душа у него есть. Человеческая душа подкреплена Духом Божьим, Который дарован человеку, а животные этого лишены. Я слышала мнение, что у животных есть душа как бы низшего качества, которая находится в крови и с их смертью погибает. Но это уже какое-то средневековье, если не раньше; это сродни идее о том, что мыши происходят из грязного белья, оставленного на полгода в бочонке муки. Иеговисты в эту “кровяную душу” верят, но мы-то пока всё-таки не иеговисты.
Е. С.: Марина Андреевна, как Вы относитесь к тому, что некоторые богатые люди заводят себе в качестве компаньонов хищников и экзотических животных?
М. Ж.: Я решительно не одобряю новорусскую моду держать в качестве домашних животных существ, для этого абсолютно не приспособленных. Совершенно недопустимо держать в доме соболей. Это таёжное животное, для которого жизнь в неволе крайне мучительна. Если человек вместо золотых рыбок покупает чудовищно хищных пираний, именно этим и знаменитых, то это его целиком характеризует. Был случай, когда страна восхищалась семьёй Берберовых, как они дружно живут с хищниками, а кончилось всё трагедией. Маленькие львята и тигрята очаровательны, но нельзя забывать о том, что они свирепые хищники. Помните, как у Бориса Заходера: “Эй, не стойте слишком близко, я — тигрёнок, а не киска!”.
Е. С.: Когда наши четвероногие заболевают, мы относимся к ним, как к детям. Порой готовы перевернуть весь город, чтобы найти лекарство…
М. Ж.: К чести рода человеческого я должна сказать, что есть люди, которые не только ради своих детей, но и ради дальних родственников или знакомых, находящихся в большой беде, способны на то же самое. Это просто-напросто человечность. Нельзя равнодушно смотреть на страдание.
Е. С.: Одни люди отдают последние деньги, лишь бы спасти собаку или кошку, а другие с негодованием их за это ругают: “Ты бы лучше эти деньги отдал детям!”.
М. Ж.: Чужими деньгами распоряжаться просто. Это зависит от степени эмоциональной возбудимости. В беде, в болезни животные и люди на некотором уровне равны, и если врач или ветеринар говорит, что за жизнь нужно бороться, значит, стоит побороться.
Е. С.: А как относиться к смерти любимого животного? Один мой знакомый, похоронив собаку, признался, что так горько не оплакивал уход родного отца.
М. Ж.: Это уже эмоциональная распущенность. Всё-таки люди — это люди, а животные — животные. Да к тому же для христиан смерть — не беспросветная трагедия, а переход в иное состояние, путь всея земли, как сказано в Библии, а для животного это просто прекращение мучений. У того же Джеймса Хэрриота есть рассказ про очень больную и очень бедную женщину, у которой были старые и тоже очень больные животные. Ветеринар подлечивал их бесплатно. Женщина хотела, чтобы он ей честно сказал, как он думает: встретится ли она с ними после смерти? “Я — человек не очень верующий, — ответил ветеринар, — но со всей определённостью могу сказать, что там, где будете вы, будут и ваши животные”. И она утешилась.
Е. С.: Можно молиться о животном после его смерти?
М. Ж.: Зачем? Они не грешники. В отличие от нас. Лучше вспоминать их с любовью и с благодарностью Господу, подарившему нам столь нужный опыт внимания и общения.
1См. рецензию Е. Максимовой в № 1(48) “Альфы и Омеги” за 2007 г.
2Подробнее см. Архимандрит Виктор (Мамонтов). Таинство Жизни. М., 2008 г., а также книгу Издательства Московской Патриархии “Об отношении к животным”. М., 1998 г.