Выражение «места не столь отдаленные» очень верно не только с точки зрения географии. До зоны, до тюрьмы, добраться довольно легко, даже по самой плохой дороге. Но самое поразительное – то, насколько физически близок к каждому из нас этот мир, где ограничена свобода и действуют другие порядки. Мы просто ходим по его зыбкой границе, а ведь она преодолевается достаточно легко и порой неожиданно.
Мысль посетить исправительную колонию, в которой существует православный храм, возникла потому, что из разговоров с разными людьми, порой даже сведущими и многоопытными, стало ясно, что для многих тема «вера за решеткой» кажется совсем обыденной и неинтересной. Дескать, если попадают на нары верующие люди, то они и там могут верить, условия сейчас для этого созданы, о чем еще говорить?
Меж тем, все оказалось не так просто.
ИК-7
В ИК-7 мы ехали быстро, хотя дорога туда изрядно разбита. Километр за километром довольно унылого осеннего леса, уже слегка припудренного метелью. Тем временем начальник пресс-службы костромского УИСа, подполковник внутренней службы Ольга Юрьевна Юдина вводила в курс дела. С ней чувствуешь себя немножко школьником – тема тюрьмы и ссылки непосвященным знакома мало, и Ольга Юрьевна терпеливо и с юмором объясняет все прямо с первого пункта. Пункт первый гласил, что осужденные сейчас лес не валят, и их занятость в местах лишения свободы это, вообще-то, огромная проблема…
Погода постаралась, создала соответствующий фон. Мелкий дождь, серо-синий, в тон камуфляжа охраны, день. Дымок из кочегарки, штабель бревен перед пилорамой. Кое-где остатки тающего снега, мокрый асфальт, промозгло и холодно. За проходной – охраняемая территория, разбитая на участки заборами, оградами и стенками. Пространство, сконструированное из всех видов заграждений, неуютно до крайности. Переплетение труб, решеток, сеток и колючих спиралей. Что поделать, строгий режим, здесь и не должно быть весело…
Храм посреди плаца смотрится явлением иной реальности — сказки или светлого сна. Сделан он добротно, с любовью – крепкий сруб из солидных бревен, с алтарем и притвором, об одной главе, крытой белой жестью. Небольшой палисадник обведен зеленой оградкой, которая отмечает границы маленького, но как бы выключенного из местного распорядка мира.
Действительно ли выключенного? Судить сложно, но, если бы не храм, здесь, вероятно, было бы совсем немыслимо.
— Это еще что, — говорит майор внутренней службы Андрей Сергеевич Озеров, заместитель начальника по культурной и воспитательной работе, – сейчас времена другие, а еще недавно полагалось, чтобы вообще ни травинки на зоне не было…
Андрей Сергеевич встретил нас в штабе колонии. Вместе с и.о. начальника колонии, подполковником Игорем Антоновичем Дмуховским, он рассказывал историю появления на зоне православного прихода.
Храм
Храм начали строить еще в 2006 году. Родственники осужденного Петра Шарапова захотели таким способом облегчить его пребывание в заключении, администрация пошла навстречу. Понемногу подвозили стройматериалы – кирпич, строевой лес, металл.
Все это было достаточно сложно доставить в костромскую глушь, поэтому стройка двигалась медленно. Да и строителей было совсем не много – сам Петр и еще один, два человека. Кто-то освобождался, кто-то приходил вновь. Сам Шарапов в определенный момент покинул Бычиху-12 (так называется лагерный поселок) – колонию сделали местом заключения для тех, кто на зоне впервые, а у него это был уже второй срок.
Правда, на освящение храма, которое, наконец, состоялось 29 июня сего года, Петра привез специальный конвой, и стоял он во время церемонии, как уверяют, со слезами на глазах. Смотрел на дело своих рук, на храм, в который вложил, очевидно, часть души…
Но, кроме того, что Петр со своими сотрудниками сделал доброе дело, он, как можно догадываться, существенно облегчил себе пребывание в заключении, ведь возможность приложить свои силы к чему-то настоящему для осужденного много значит.
Немужское поприще
С работой в зонах строгого режима положение вообще непростое. ИК-7 в этом отношении еще относительно благополучна, здесь создан столярный цех, швейный участок, да и сама колония требует много рабочих рук для обеспечения жизнедеятельности. Правда, для всех осужденных (их почти пять сотен) рабочих мест все равно нет.
Но, с другой стороны, и далеко не все из них готовы трудиться. Особенно на таком «немужском» поприще, как шитье охотничьих костюмов или рукавиц. Что было бы при наличии других вариантов? Сложно сказать. На зоне вообще сослагательное наклонение неуместно, здесь все более конкретно, люди стремятся выжить, сохранить себя. Или просто сделать так, чтобы долгие годы тянулись быстрее.
Идея построить храм была очень хороша и естественна, но все же возвести здание, наверное, было легче, чем организовать приходскую жизнь. Церковная община в колонии небольшая, всего 25-30 человек. Это те, кто ходит постоянно, собирается на утреннее и вечернее правило, причащается на литургиях. Вроде бы и небольшой процент от числа всех обитателей зоны, но он, все же существенно выше, чем на воле. На прошлую Пасху пришло 90 человек, и храм был заполнен почти до предела.
«А вообще есть статистика, — замечает майор Озеров, — люди с первой судимостью не так часто ходят в храм, как те, у кого судимостей уже несколько. Впервые осужденные воспринимают все как ошибку, несправедливость к себе, поэтому у них на церковь времени не остается. Может быть, и какая-то обида есть – вот, дескать, Господь не защитил… А когда второй срок уже, то бегут в храм со всех ног, появляется сознание того, что это не ошибка, что надо грехи замаливать… Но и у нас здесь, на зоне «первоходов», те, у кого большие сроки, 10 лет и больше, обязательно придут в храм.»
Возможно, Андрей Сергеевич и прав. По крайней мере, хорошо бы, чтобы он оказался прав.
Но, в общем, как говорят, на зоне царит «другая романтика». Хотя у всех осужденных здесь только первый срок, обстановка в ИК весьма специфична, в иных отрядах так и просто напряжена. Кроме того, и непривычны люди к публичным проявлениям религиозности, битым жизнью мужчинам молитва, да еще у всех на виду, порой кажется чем-то странным.
В колонии к Богу
А молодым людям (их здесь большинство), которые пришли в колонии к Богу, скептическое отношение товарищей по несчастью, в свою очередь, непонятно. Они пытаются создать в храме и вокруг него не такие отношения, как принято в тюрьме – более дружеские, искренние. Тем более, что постепенно новообращенным открываются многие неведомые прежде истины. Храм ведь вообще, по определению, место пребывания один на один с Богом, того уединения, которого так не хватает в общей казарме.
Рассказывает осужденный Сергей К.:
— Один человек тут постоянно говорил: а, идите вы к своему Богу, молитесь… Я к нему однажды спокойно подошел и говорю: слушай, Вася, ты не настраивай людей против Бога. Идут они молиться, и пускай идут. Ты должен или радоваться или вообще промолчать. Вот ты хочешь к семье своей скорее попасть, 4 года наказания тебе еще остается, плачешь ты, всех своих любишь. А ты не любишь, на самом деле никого, ты эгоист. — Почему? – Потому что любовь это и есть Бог… И в конце концов он умер внезапно 3 декабря 2010 года.
Большинство членов общины на воле не были особо религиозны. Заключение открыло глаза, заставило посмотреть на мир иначе, чем до сих пор. Они, как и Сергей, начали задумываться об устройстве мира, о том, что существуют такие понятия как возмездие и высшая справедливость – жаль только, за ними совсем не всегда можно уследить и правильно интерпретировать.
Между прочим, практически все те, кто собирается на богослужения, признают свою вину, за которую и получили немалые сроки — как уверяют, это явление довольно редкое, особенно у тех, кто в заключении впервые.
Нынешний «староста», Евгений К., еще в своем родном городе имел определенный опыт церковной жизни, и после отъезда Петра Шарапова ответственность за храм возложили на него. Каждое утро Евгений получает ключ от помещения, каждый вечер сдает его обратно дежурной смене. Забот хватает – службы, уборка, библиотека, цветник в палисаднике – все на его попечении.
Недавно архиепископ Костромской Алексий благословил Евгению облачаться в стихарь, и теперь он, по словам отца Александра Обухова, сможет руководить богослужением в тех случаях, когда оно совершается мирским чином.
Каждый день — в Бычиху
Отец Александр – приходской священник из Костромы. До Бычихи ему ехать около полусотни километров, и этот путь он совершает еженедельно. Готов бы и чаще ездить, но говорит, что работу с осужденными еще предстоит налаживать, все впереди.
Отец Александр официально «прикреплен» к храму Петра и Павла с марта месяца.
Задачи перед ним стоят очень непростые, ведь проблема не только в том, чтобы приехать на зону и пройти на территорию – последнее, кстати, не всегда может быть гарантировано, такова специфика «объекта» — но одно дело организовать богослужение для заключенных режима, совсем другое – для содержащихся в штрафном изоляторе.
И совсем уж особая история, когда нужно, чтобы движение по зоне перекрыли и в храм могли пройти обитатели колонии-поселения. Отдельно мужской отряд, отдельно женский.
Кроме того, достаточно нелегко провести на зону певчих, если предстоит совершить литургию. А по инструкциям не полагается даже проносить вино для евхаристии — всех сложностей и не перечесть. Система исполнения наказаний до сих пор очень плохо приспособлена к таким выходящим за рамки правил явлениям, как богослужение, исповедь и т. п. Тут всем приходится идти на компромиссы и священнику, и администрации колонии.
С церковным пением, впрочем, проблему решили нестандартным образом – сделали подборку фрагментов «Валаамской» литургии.
«Я приезжаю, служу, — рассказывает отец Александр, — возгласы священника мои, а вместо хора поет запись. На диске все записано и его включают. Я говорю: «миром Господу помолимся!» – «Господи, помилуй» — поют монахи Валаамские. – «О свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся» – раз на кнопочку – «Господи, помилуй».
Вот такой выход нашли, только до конца это все не доработано, потому что нужны очень профессиональные знания звукорежиссера».
— А про Петра и Павла, в честь которых освещен храм, — говорит Евгений К., — мы еще так понимаем, что они ведь тоже оба были в заключении, значит, они нам в чем-то ближе.
Поскольку психологически на зоне жить тяжело, отношения между людьми строятся там совсем по другим, нежели на воле, схемам, священник нужен заключенным не только как совершитель богослужений, но и как человек, с которым можно просто поговорить, попросить поддержки. Строго говоря, отец Александр выполняет в Бычихе не только свои функции, но и функции психолога, старшего брата, некоего посредника между зоной и внешним миром. Настолько, насколько один человек вообще способен их выполнить в краткие часы посещений.
О перспективах православия на зоне настоятель Петропавловского храма пока что говорит сдержанно.
— Что с ними будет дальше? Не знаю, у каждого по-разному. Может, ничего не будет. Может, какая-то искорка в сердце останется, а когда-то позже придет мысль: вот настоящие христиане так поступают, так должны поступать…
Еще он сравнивает себя с канатоходцем. И, понимая, насколько сложная и деликатная перед ним поставлена задача, о планах благоустройства бедного храма говорит совсем спокойно – что есть, то и есть, и за это слава Богу. Резной иконостас изготовили сами осужденные в столярном цеху, репродукции икон специально печатали в типографии под размер…
Но помощь, конечно, нужна, в храме нет многой необходимой утвари, даже паникадила. Не на что покупать и хорошие книги для библиотеки – священник относится к их выбору достаточно придирчиво.
Отец Александр, кроме всего прочего, увлеченный садовод, палисадник с цветами вокруг храма осужденные разбивали под его руководством. Сейчас осень, все давно отцвело и скоро грядки закроет снег, но священник уже думает о том, как весной здесь снова зацветут цветы. Закупает семена, готовит их к посеву.
— Когда я весной ребятам эти цветы возил, ребята, говорил: все как в жизни, смотрите, замерзнут какие-то семена, не взойдут, это испытание, все должно пройти сильные испытания! А часть потом надо будет проредить. Не все пройдут испытания, так же как и в тюрьме! Не все выживут в таких условиях, не все. Сломается, человек, станет окончательно преступником или просто безвольным человеком, тряпкой…
— Неверное будет такое время, когда храм не сможет вместить всех желающих, — говорит замначальника по воспитательной части.
— Сколько бы там не было человек, а пусть даже 20 будет приходить всего, пусть даже 10, я все равно буду приезжать, и для меня это будет востребованным, оправданным и интересным, — уверяет отец Александр.
Не опуститься
Ясно, что храм это всего лишь один из путей, позволяющих человеку сохранить в колонии свою личность. Сколько таких путей вообще существует – нам, людям с воли, знать не дано. Это и учеба, и труд, и вообще любые способы самоорганизации. В этом отношении могут быть важны даже такие детали как привычка чистить зубы и гладить одежду. Они уже говорят о стремлении человека не опуститься, о том, что он еще на что-то надеется после освобождения.
С другой стороны, нужна некая внутренняя цельность для того, чтобы сохранить сознание, не стать роботом, который только слепо следует правилам внутреннего распорядка в расчете на поощрения.
Ясно и то, что путь православия подходит далеко не для всех. Люди попадают в заключение самыми разными путями и по самым разным причинам. У них, естественно, не может быть одной на всех дороги к Богу, и сама по себе принадлежность к общине не должна служить лишней «галочкой» при решении вопроса об условно-досрочном освобождении. Никого насильно в храм, естественно, и не тянут.
Вообще, очень сложно стороннему человеку рассуждать о том, какой должна быть пенитенциарная система. Да, заключенных необходимо обеспечивать оплачиваемой работой и для них должны быть созданы приемлемые условия жизни. С какими мерками нужно подходить к решению этих вопросов в стране, где и на воле большинству живется очень трудно, говорить не берусь. Но очевидно, что общество кровно заинтересовано в том, чтобы из мест заключения выходило больше людей, способных к дальнейшей жизни, а не нравственных калек, стремящихся опуститься на самое «дно» или даже вернуться на зону.
Жизнь осужденного тяжела, да и жизни, условно говоря, сотрудника, не позавидуешь – в глуши, на небольшом окладе, в постоянном контакте с непростым «контингентом». Прибавьте к этому нехватку рабочих рук – а число сотрудников УИС постоянно сокращают – и необходимость ежемесячно составлять огромное количество всякой отчетности…
Достаточно безрадостная картина глянет на вас из строгой рамки. (Здесь хочется сказать большое спасибо людям, которые оторвались от своих забот, чтобы провести на зону журналистов и попытаться объяснить им то, что вообще можно объяснить во время достаточно краткого визита.)
Но еще тяжелее то, что в нашей стране долгое время существовала традиция, в соответствии с которой заключение, лишение семьи, друзей, привычного образа жизни, вовсе не считалось само по себе достаточным наказанием. Требовалось еще создать невыносимые условия, чтобы раздавить человека, сломать его духовно и физически.
По счастью, многое изменилось со времен Солженицына и даже Довлатова, но еще одно традиционное правило незыблемо: граница охраняемой территории пересекается быстро, и по самым разным стечениям обстоятельств. Стать осужденным относительно просто, никто от этого не застрахован.
Грань между преступлением задуманным, возможным или совершенным порой незаметна. Да и в жизни так – сколько ходит по улицам людей, достойных быть помещенными за решетку и сколько в заключении людей, которым там не место? Мнения на этот счет разные, но проблема существует. А значит, на зоне действуют примерно такие же правила, как и везде, просто испытания «на всхожесть» там бывают гораздо большей интенсивности.
————-
Помочь приходу о.Александра, вы можете отправив средства почтовым переводом по адресу:
156008 г.Кострома, проезд Самотечный, 4
Обухову Александру Васильевичу
