Зубрить китайский с первого класса? Марк Завадский
Подписывайтесь на наш подкаст:
«Бабушка говорила на литературном китайском»
— Это правда, что человек, который связан с Китаем в большей степени, чем с Европой, сейчас оказывается в выигрышном положении?
— Он окажется в менее проигрышном положении. Мы не знаем, что у нас будет через месяц или через год, но, в любом случае, Россия будет ориентироваться на Азию, это происходит уже сейчас. Многие мои российские знакомые, которые, находясь в Китае, два года в пандемию сосали лапу и не знали, что дальше делать, сейчас столкнулись со шквалом запросов.
Лично я все эти годы не терял с Китаем ни деловую, ни личную связь, там много друзей, есть и общие с Китаем проекты. Думаю, что несколько новых историй будут объявлены в течение трех-четырех месяцев.
— Как ваша жизнь оказалась связана с китайским языком? Это через вашу бабушку — выдающегося востоковеда и китаиста Евгению Владимировну Завадскую?
— Да, благодаря ей, конечно. Кстати, целенаправленно она язык не изучила, он пришел к ней через любовь к китайской живописи и философии. Она изучала его по книгам, поэтому это был не бытовой, а старинный литературный китайский, который в быту производил неожиданное впечатление, да и произношение было не очень хорошее. Зато она говорила на темы, на которые я на китайском говорить не могу. Да и не с кем — у меня просто нет такого круга общения.
Марк Завадский
Она была духовной дочерью отца Александра Меня и вообще ярким, неординарным, смелым человеком. Не находилась в жесткой оппозиции к советскому режиму, но подписывала письма против введения советских войск в 1968 году в Чехословакию и в поддержку «демонстрации семерых» на Красной площади. Ее чуть было не уволили из Института востоковедения, не давали возможности защитить диссертацию, перестали пускать в Китай.
Но она все-таки побывала там дважды, и оба раза в судьбоносные времена. Первый раз во время культурной революции, второй раз — во время событий на площади Тяньаньмэнь. Позже, в 90-е, она долго жила на Тайване, а я летал к ней на летние каникулы. За эти месяцы я впитывал китайскую культуру, заражался ее интересом и любовью ко всему китайскому.
«В китайском нет грамматики? Вас просто не хотели пугать»
— Сколько вам было лет, когда вы начали его учить?
— Лет 12-13. Я учил иероглифы по карточкам, которые мне подарила бабушка, и даже пытался конспектировать иероглифами уроки в старших классах. Потом, правда, не мог разобрать, что написал.
Евгения Владимировна Завадская
Было понятно, что моя жизнь и профессия будут связаны с Китаем, тем более что никаких более ярко выраженных интересов у меня не было. Мои друзья любили химию, биологию, сам я учился в математическом классе, но при этом регулярно выигрывал олимпиады по литературе. Короче, находился в развилке между точными и гуманитарными науками, и Китай, безусловно, выглядел как самый подходящий выбор.
Поступив в Институт стран Азии и Африки, я пришел на первое занятие по китайскому, полагая, что, благодаря моим карточкам, уже чего-нибудь да знаю. А нам сказали: «Если вы когда-то учили язык, вам это будет только мешать. Начинаем с нуля».
Потом нам это повторяли каждый год: «Забудьте то, чему вас учили на первом курсе. Говорили, что в китайском нет грамматики? Просто не хотели пугать. Вот вам учебник в двух томах».
— Говорят, в китайском самое сложное — тоны. Одно и то же слово, произнесенное с четырьмя разными тоновыми ударениями, — и вот уже четыре разных слова.
— В китайском один слог может значить четыре разных понятия, иногда противоположных. Но люди, в частности китайцы, не говорят отдельными слогами или словами, они говорят предложениями. Когда понимаешь контекст, то легко понимаешь и смысл, даже если есть какие-то полностью совпадающие по фонетике слова из двух или трех иероглифов.
Когда учишься факультативно, два раза в неделю, это, действительно, сложно.
Но если по правильной методике, ежедневно, или находясь в стране, где твое ухо постоянно слышит мелодику языка, то не так уж и трудно. Все в итоге говорят с нормальным произношением, часто не отличимым от китайского. Я, например, перенял пекинский акцент, он очень узнаваем.
Другое дело, что многие иностранцы умеют говорить, но не умеют читать. Это, как правило, те, кто приехали работать и учили язык на месте. Разговаривают и понимают достаточно хорошо, а прочесть могут только пару иероглифов. Для них язык — это чистая фонетика.
— Бабушка была бы вами довольна?
— Единственное, в чем я ее разочаровал, так это в том, что прагматически пошел на социально-экономический факультет, на кафедру политологии, где упор делался на современное страноведение и на китайский язык. Ей бы хотелось, чтобы я изучал древнюю историю и искусство. Хотя магистерскую диссертацию я писал по тайваньской мафии. Я как раз в то время активно ездил на Тайвань, и бабушка помогала мне разбираться с какими-то полицейскими архивами. Было очень интересно изучать все эти триады, их опознавательные знаки, татуировки.
Потом я долго жил в Гонконге. Сначала работал журналистом, потом начал делать всякие культурные медийные проекты. Например, я продюсировал первый фестиваль российского кино в Гонконге, организовывал концерты групп «Мумий Тролль» и Дианы Арбениной, занимался консалтингом. Даже написал путеводитель по Гонконгу для «Афиши» — и он до сих пор продается.
«90-е в Китае — время авантюр»
— В Китае другой менталитет, другие отношения. Бывало, что вы попадали впросак?
— Когда я учился в Пекинском университете, встречался с девушкой из Датуна. Это город на севере Китая, так называемая угольная столица, там все черное от угля. Она, видимо, думала, что у нас будут серьезные отношения, и позвала меня знакомиться с родителями на китайский Новый год. Вся семья села играть в мацзян (в России его называют на гонконгский манер — маджонг). Это очень азартная игра, в нее проигрывали состояния и целые жизни.
А я еще выпил какой-то китайской водки. Какие-то явно солидные, уважаемые люди сели за игру, я тоже сел — и тут же почувствовал легкое напряжение в воздухе, потому что на кону стояли серьезные суммы. Мне повезло — я выиграл. Потом проиграл. А потом меня как-то аккуратно увели, потому что раздеть меня до нитки было вроде неудобно: во-первых, гость, во-вторых, иностранец.
— К иностранцам отношение особое?
— Лет 20 назад к ним относились как к чему-то экзотическому, но с оттенком позитивности. Это сейчас уже все привыкли, а раньше садился в такси, говорил «нихао» — и тебе тут же: «Ой, как вы хорошо говорите по-китайски!»
Высокий белый европеец казался редкой птицей, к нему было приковано внимание, на него глазели, над ним смеялись, до него хотели дотронуться.
Когда я был по обмену в Пекинском университете, чего я только не делал. Учил английскому языку китайских детей, выдавая себя за канадца, работал моделью.
Один раз я сидел на ступеньках университета, ко мне подошел человек и спросил: «По-китайски говоришь?» — «Говорю». — «У нас проблема. Из Франции должен был приехать СEO нашей компании, но не приехал. Ты можешь прийти и выступить вместо него, а мы тебе заплатим? Главное — ни слова по-китайски. Только через переводчика». Но в итоге переводчика не было, и я спалился. Пришлось на ходу выдумывать историю, что, хоть я и француз, но в детстве жил с родителями в Китае, поэтому немного знаю китайский.
В общем, организаторы заплатили мне каких-то денег и выпроводили. Главное, сказали, чтобы тебя здесь больше никто никогда не видел.
И таких историй была тьма. Это было время авантюр, как в России в 90-е. Только без стрельбы. Но сейчас Китай — совсем другая страна.
«Россия — это непонятно что: не Европа, но вроде и не Азия»
— Однако русская литература, кино и какие-то потребительские товары по-прежнему популярны?
— У молодежи и среднего поколения, которому 30-40 лет, — точно нет. Был определенный культ Запада, но и он пошел на убыль. В Китае, как мне кажется, очень сфокусированы на себе, идет подъем национализма. Россия немножко в стороне этого тренда, потому что она и тогда особо никого не волновала, и сейчас особо никого не волнует. Это сильно мешало и мешает проектам по выводу российских проектов и товаров в Китай, хотя отдельные товары — типа конфет «Коркунов» или шоколадок «Аленка» — заняли свою нишу. Их покупают, чтобы дарить.
Но в целом наши товары не пользуются особым спросом, у них нет имиджа. С Францией, Италией, с Европой есть понятные потребительские ассоциации, а Россия — это непонятно что: не Европа, но вроде и не Азия.
Был шанс создать репутацию недорогой и экологичной продукции — русские просторы, Сибирь, — но каких-то системных шагов в этом направлении сделано не было.
Поэтому российские продукты занимают достаточно маргинальную позицию. К тому же, если в России появится что-то интересное, то китайцы, которые живут на границе, первыми это заметят, закупят, привезут и продадут.
— Короче, можно не беспокоиться, в Китае нас никто не ждет.
— Китай, мне кажется, себя переосмыслил. Заявка на мировое лидерство подразумевает некую монолитность, поэтому там идет консолидация режима вокруг нынешнего руководителя государства. В 90-е и нулевые Китай уже получил от иностранцев то, что они могли дать, — первые инвестиции, технологии, ноу-хау, и сейчас приезжие не нужны. Тем более, что это дополнительный фактор риска в связи с пандемией, которую, кажется, использовали для еще большего закрытия страны.
Будет интересно посмотреть на новый Китай после ковида. Надеюсь полететь туда осенью, если очередная вспышка закончится. Пока что страна закрыта. Мои знакомые уехали из Китая в Россию на неделю на китайский Новый год — и до сих пор не могут вернуться.
— Ваши дети учат китайский?
— Дочке 16, она живет в Америке, и по большому счету китайский ей не нужен, хотя когда-то она начинала его учить. Ей интересны биология, химия, психология и, соответственно, усилия она направляет в эту сторону.
А сыну — пять, я научил его паре слов, но просто так, для игры. Лет в 10-11, если у него появится интерес, покажу ему иероглифы. Пока что ему нравится писать прописи — вдруг иероглифы тоже будет прикольно? Но исключительно для общего развития и расширения кругозора, а не для будущей профессии.
«Зубри китайский с первого класса, и тогда тебе гарантирован успех» — это просто чепуха, дань моде.
Для профессии я бы учил английский и программирование, потому что, во-первых, быстро видны результаты, а во-вторых, это намного более полезней, чем китайский, особенно если ребенок к нему не рвется.
Мы с друзьями-китаистами шутим, что основные деньги на Китае сделали люди, которые не знают по-китайски ни слова. Они потратили время на изучение бизнеса и каких-то других вещей, а когда понадобилось общаться с партнерами, просто наняли переводчиков.
«Смешарики» понятны только в России
— Недавно студия «Рики» выпустила фильм «Финник», про хулиганистого домового, который прогонял из дома всех жильцов, пока не подружился с девочкой. Очень симпатичное кино, только ощущение, что мы все это много раз уже видели. А вот «Смешарики» ни с чем не спутаешь. В чем формула успеха?
— Во-первых, не обижайте нашего «Финника»!
А во-вторых, когда вы говорите, что все фильмы похожи, вы рассуждаете с позиции взрослого, а анимация делается для детей. Хотя и родителям она должна нравиться, иначе они не купят билет. Детская аудитория достаточно хорошо изучена, известно, для какого возраста надо снимать про животных, а когда уже про детей постарше, потому что зрители узнают себя.
Еще позже уже начинаются супергерои. Существуют законы жанра в целом, которые позволяют держать аудиторию. Чтобы ребенок высидел полтора часа, нужны шутки, неожиданные элементы, и это все описано в гайдах.
Что касается «Смешариков», это уникальный проект. Его создатели занимались в начале нулевых компьютерными играми, еще в старом формате, на дискетах, и придумали таких вот странных героев, которые потом стали героями пяти-шестиминутных мультфильмов. Так, как их воспринимаете вы, их воспринимают только в России, с опорой на наш культурный опыт. Для любой другой страны мира это просто какие-то круглые персонажи, которые говорят иногда что-то заумное. Поэтому у нас нет вторых «Смешариков», и быть не может. Кстати, в России выходил полный метр «Смешариков», снятый вот в этой традиционной парадигме: завязка, путешествие, опасности, развязка. Он не имел оглушительного успеха.
В следующем году «Смешарикам» исполняется 20 лет, про них выйдет книга. Конечно, это был прорывной, флагманский проект.
Очень многие вещи тогда сделали впервые — например, первыми среди российских компаний запустили лицензионную программу.
Но сейчас анимационная сцена в России намного шире и ярче, чем это было 15 лет назад.
— У одной только группы «Рики» есть «Малышарики», «Фиксики», «Монсики». Впрочем, преемственность со «Смешариками» очевидна.
— Но в Китае, например, более популярны «Малышарики» — наш проект для детей до четырех лет. «Фиксики» также борются со «Смешариками» за первенство и в каких-то категориях более популярны. Год назад я выступал на форуме в Киргизии, в зале было около пяти тысяч человек, я спросил, что имеет больший успех — «Смешарики» или «Фиксики». И выяснилось, что на «Фиксиков» более яркий отклик. Один 25-летний человек сказал: «Я смотрю с младшим братом “Фиксиков” и вижу для себя что-то новое из мира техники». Действительно, это научно-практическая история про мир, который нас окружает, тогда как у «Смешариков» скорее гуманитарно-философская направленность, и она понятна только в России.
— Правда, что «Смешарики» пострадали от цензуры?
— Это было не внешней цензурой, а решением художественного руководителя проекта и творческой группы. Действительно, они решили убрать слова «войнушка» и «захватчики» из сценария, что нисколько не меняло смысл серии. Просто не хотелось, чтобы эти цитаты были вырваны из контекста и использованы для каких-то политических мемов. Я вообще об этом узнал постфактум.
— В Китае-то, наверное, сейчас посвободнее, чем в России?
— Что значит более свободное или менее свободное? У всех у нас есть выбор — играть в своей общественной, публичной жизни по установленным правилам или не играть по правилам и брать на себя дополнительные риски. Но и в Китае, и в России до сих пор есть право на частную жизнь, где мы можем думать и вести себя так, как хотим, читать и говорить то, что хотим. Поэтому для меня в плане личной свободы здесь нет больших отличий. Разве что в Китае меньше хочется нарушать правила, потому что там ты иностранец, а значит, более отстраненно воспринимаешь все, что происходит. И точно знаешь, что здесь не навсегда.
Фото: Сергей Петров